Атака и сопротивление обоих войск были жестокими и превышали всякое представление. Лянцкоронский знал, какое мщение ждет его от казаков за преступление, которое совершено его вероломством и предательством гетмана Павлюги и казацкой старшины, а потому сопротивлялся отчаянно. А казаки, держа в памяти недавно виденные ими на позорище в городах отрубленные головы своих побратимов, были злые на поляков и Лянцкоронского и поэтому атаковали противника с невероятной жестокостью, похожей на что-то страшное и нечеловеческое. Наконец, сделавши залп из всех мушкетов и пушек и напустив дыма, который почти все скрыл от взора, пошли и поползли казаки на польские укрепления с удивительной отвагой и бесстрашием. Ворвавшись в их лагерь, ударили пиками и саблями, уничтожая все на своем пути. Крик и стон человеческий, треск и бряцание оружия напоминали какую-то все уничтожающую грозу. Поражение поляков было повсеместным и самым губительным. Они оборонялись саблями, не успевая набивать мушкеты и пищали. Пятясь к реке Старице, здесь они падали и топились целыми толпами. Их гетман Лянцкоронский с лучшей, но немногочисленной конницей вовремя бросился в реку и, переплыв ее, пустился в бега, куда кони несли.
Табор польский с огромной добычей, которая состояла из артиллерии и всяких других полезных вещей, оружия и запасов, достался казакам. Казаки после этой славной победы поднимали руки к небу и благодарили бога за нее, который вступился за них, за невинных и непрерывно преследуемых. Потом, отдавая надлежащее человеческое, похоронили тела убитых. Польских убитых было 11 317, а казаков 4727 человек, и среди них был убит и советник гетмана Гуня. Совершив похороны, гетман погнался за Лянцкоронским, догнал его в местечке Полонном, где тот дожидался помощи из Польши, намереваясь атаковать замок, в котором Лянцкоронский спрятался. Но атака не состоялась. К казакам навстречу вышла из замка церковная процессия с крестами, хоругвями и русским духовенством, которая предложила мир от имени гетмана Лянцкоронского и от всей Польши, просили и заклинали богом гетмана Остряницу и его войско, чтобы они согласились на мирные предложения. После долгих совещаний, проведенных с обеих сторон, собрались в церкви представители от обоих гетманов и написали трактат вечного мира и полной амнистии, по которой предавалось забвению все прошлое, подписали его с присягой на Евангелии о вечном сбережении написанных артикулов и всех прав и привилегий казацких и общенародных. Казаки по простоте душевной и доброте в очередной раз поверили в добрые намерения польской шляхты. С этим и разошлись войска по своим домам.
Гетман Остряница, разослав свои войска часть по городам и гарнизонам, остальных по своим очагам, сам с генеральной старшиной и многими полковниками и сотниками заехал в город Канев, чтобы принести благодарственные молебны в тамошнем монастыре. Поляки, которые всегда отличались непостоянством и вероломством, остались верны себе и на этот раз по отношению к трактату, подписанному в Полонном, равно как и ко всем предыдущими договорам и трактатам, что у них были с казаками, – то есть только лишь вероломство и презрение. Духовенство их, присвоив себе власть на дела Божьи, считало, что соблюдение присяги возможно только лишь между самими католиками, а с другими народами эти присяги исполнять не обязательно. По этим удивительным правилам, которые сопровождались подлым предательством, узнав через евреев, шпионов своих, о поездке Остряницы со штатом без особой охраны в Канев, здесь же в монастыре его окружили большой толпой войск, которые тайком пришли ночью до самого Каневского монастыря.
Гетман узнал о предательстве только тогда, когда монастырь уже наполнился польскими войсками, и поэтому сдался им без сопротивления. Поляки, связавши весь штат гетмана и самого гетмана, всего 37 человек, положили их на простые повозки. Монастырь и церковь тамошние полностью ограбили и зажгли со всех сторон. Сами с пленниками тайными тропами пошли в Польшу, боясь погони и нападения из городов. Приближаясь к Варшаве, они выстроили захваченных по два вместе связанных и каждому из них накинули на шею веревку с петлей, за которую их вели лошадьми по городу с триумфом и барабанным боем, сообщая народу, что схизматики побеждены и схвачены. Потом казаков закрыли в подземной тюрьме и заковали в кандалы. Жены многих захваченных в неволю старшин, забрав с собой малолетних детей, тоже отправились в Варшаву, надеясь на милость и жалость местной знати. Но они этим только увеличили кровавым тиранам поживу и никак и ничем не помогли. Казаков и гетмана через несколько дней содержания в тюрьме потащили на казнь без всяких судов и разбирательств. Это была первая в мире и в своем роде неслыханная по своей жестокости и варварству среди людей казнь. Потомки вряд ли поверят в такое, ибо никакому дикому и самому изощренному уму не придет на ум подобное изобретение, а приведение его в действие напугало бы самих кровожадных зверей и чудищ.
То зрелище открывала римская процессия с многочисленными ксендзами, которые уговаривали казаков, ведомых на казнь, чтобы они ради своего освобождения от грехов приняли их закон. Но те, ничего им не отвечая, молились Богу по своей вере.
Место казни было наполнено народом, войсками и палачами с их орудием казни. Гетмана Остряницу, генеральных обозных Сурмило и полковников Недригайло, Боюна и Риндича колесовали, им переломали руки и ноги, тянули из них жилы до тех пор, пока они не умерли. Полковники Гайдаровский, Бутрим, Залий и обозные Кизим и Сучевский были пронизаны железными прутьями насквозь и подняты живыми на колья. Полковые есаулы Постилич, Гарун, Сутига, Подобай, Харкевич, Чудак и Чурай, сотники Чуприна, Околович, Сокальский, Мирович и Ворожбит были прибиты гвоздями к доскам, облитых смолою и сожжены на медленном огне. Хорунжие Могилянский, Загреба, Скребило, Ахтырка, Потурай, Бурлий и Загнибеда растерзаны железными крючьями, похожими на медвежью лапу. Старшины Ментяй, Дунаевский, Скубрий, Глянский, Завезун, Косир, Гуртовый, Тумар и Тугай были четвертованы на части. Жены и дети, видя творимую казнь, наполнили воздух криками и рыданиями, но скоро умолкли. Женщинам, за неимоверным зверством, обрезали груди, а самих порубили саблями, их сосками били мужей по лицу, которые были еще живыми. Детей же, которые остались без матерей и ползали вокруг их трупов, спалили всех на глазах их отцов на железных прутьях, под которые подбрасывали жар и раздували шапками и вениками.
Части тел, отрубленные у казненной малороссийской старшины, – головы, руки, ноги, были развезены по всей Малороссии и развешаны на кольях по городам. При этом разъезжали войска польские, которые заполонили всю Малороссию и творили над народом русским что хотели и могли только придумать – всякого рода бесчинства, насилия, грабежи и тиранства, которые не поддавались никаким человеческим понятиям и описаниям. Они несколько раз повторили варшавскую казнь по своей жестокости над несчастными русскими, несколько раз варили в казанах и сжигали на огне детей на глазах родителей, доставляя им самые лютые муки. Наконец, ограбили все русские церкви и отдали их в аренду евреям, а утварь церковную: потиры, дискосы, ризы, стихари и все другие вещи распродали и пропили тем же евреям, которые из церковного серебра сделали себе посуду и украшения, а ризы и стихари пошли на юбки еврейкам. И те перед христианами хвастались, выставляя нагрудники и юбки, на которых видны были отпечатки крестов, ими сорванных. Таким образом Малороссия была доведена поляками до полного разорения и хаоса, что угрожало окончательным уничтожением. Никто из жителей не знал и не был уверен, кому принадлежит усадьба, его родина и сама их жизнь, и долго ли она продлится. Каждый с потерей своей собственности искал опеки то у римских попов униатских, то у евреев, их единомышленников, а своих недругов, и не мог понять, к кому склониться.
Войска малороссийские, разогнанные из своих очагов и квартир, были в крайнем расстройстве и бессилии. Тем не менее они еще раз собрались над речкой Мерлею, и там вместе с запорожцами в 1639 году избрали гетманом полкового есаула Карпа Полторакожуха, который всячески пытался увеличить свое войско и освободить Малороссию, но так и не успел. Поляки перекрыли все пути, чтобы с ним не соединились войска заднепровские и задеснянские, которых подчинили себе коронные гетманы Польши и Литвы. В Малороссию поляки направили для управления своих воевод, каштелян, комиссаров и старост из известных польских родов, которые для народа были хищными волками, а не пастырями, и народ испил от них горькую чашу лютости и мщения. Поляки не один раз пытались убить Полторакожуха, но он, придерживаясь приграничья с крымскими степями, всегда их попытки отбивал и многих урядников польских войск, которых он переловил в наездах, подарил татарам в Крым, за что зимой татары снабжали его продовольствием. По приглашению крымского хана ходил Полторакожуха со своим и татарским войском отбивать многочисленные калмыцкие орды, которые вышли из китайских границ и нападали на татарские земли. Победив во многих битвах калмыков, выгнал их за Волгу, оказав значительную услугу хану и его татарам. Пожил Полторакожуха таким промыслом три года и умер в военном таборе в степи, а похоронен в брошенном городе Каменном Затоне, гробом для него стала пустая бочка из-под водки.
В 1642 году гетманом избрали полкового обозного Максима Гулака. Но и этот гетман имел ту же судьбу, что и Полторакожуха, и его попытки приумножить войска и освободить Малороссию от польского ярма были напрасными. Когда же он решился выйти с войсками к реке Тясмин для сражения с поляками, то польские войска, численность которых значительно превышала казаков, под командованием Чернецкого, разбили казацкое войско гетмана и рассеяли его, а обозы с запасами и артиллерией были потеряны. Поэтому гетман с остатками своего войска оставался все в тех же приграничных землях, где и Полторакожуха держался, и имел при себе реестрового войска всего лишь 7000 человек. Ходил гетман к соседним народам за помощью. Когда крымцы его приглашали, то воевал за их деньги с черкесами, волжскими ханами, калмыками и тем очень был угоден татарам. А когда приглашал его московский царь, то воевал он вместе с ним против заволжцев и донцов. Приглашал его и турецкий султан воевать против персов, которые тогда вели войну с турецким султаном Джезаром, доходил с войсками турецкими до города Еривана, побеждая персидские корпуса, с которыми встречался, и на них нападал всегда удачно. А когда завоевали Ериван, султан объявил мир, и гетман вернулся из этого похода счастливо, был обдарован султаном очень богато. Кроме всего прочего, жаловал султан гетману войсковые свои императорские клейноды, бунчук, пернач, обсыпанный драгоценными камнями и жемчугом.
Гетман Гулак прожил в таком звании 5 лет и умер. По смерти гетмана его войска, что были при нем, значительно уменьшились числом от походов и долгого недоукомплектования, объединились с запорожскими казаками и разошлись по своим зимовкам, сохранив, однако, своих начальников и курени.
Глава 5. Воссоединение русского народа
Польское правительство, которое всегда запрещало выборы малороссийских гетманов, надумало наконец учредить в малороссийском войске Наказного гетмана из их Генеральных старшим и полковников, тех из них, кто будут наиболее преданны польской стороне, чтобы удерживать тем самым казаков от запрещенных для них выборов. В соответствии с этим планом в 1646 году был определен и провозглашен Наказным гетманом малороссийского войска Генеральный есаул и чигиринский полковник Иван Барабаш, а при нем Генеральным писарем – Зиновий Богдан Хмельницкий, который задолго перед этим женился на дочери дозорца Чаплинского Анне, освободившей его когда-то из-под ареста. От нее он имел двух сыновей – Тимофея и Юрия.
Хмельницкий, будучи человеком умным и сметливым, в 1647 году подговорил Наказного гетмана Барабаша подать королю прошение от имени всей Малороссии, в которой он теперь верховный начальник, а значит, и опекун народа, о творимых народу от польских войск и начальников нетерпимые преследования, насилие, чрезмерное угнетение и разрушения. Королем тогда был Владислав Четвертый, известный патриот, который когда-то защищал русское воинство перед королем, своим отцом, вместе с Густавом, королем шведским. Послание Барабаша Владислав принял благосклонно, предложив его для обсуждения и внимания Сенату и польским чиновникам, доказывая в сильных выражениях и взятых из жизни примеров разных народов, «что всякое правление насилием и тиранством, каким оно является теперь на Руси, никогда не было долгим и терпимым, но как что-то вынужденное и взаимными интересами и согласием не скрепленное, всегда разрушается и с грохотом уничтожается. А то, что русский народ с городами и селами, землями своими объединился с Польшей добровольно как равный с равным на одинаковых с ней правами и привилегиями, против того мы ничего возражать не можем, поскольку это утверждено торжественными соглашениями и пактами, в привилегиях и архивах сохраненными. Если возражать против этого той причиной, что народ бунтует, то в оправдание можно сказать о его преследованиях, которые нарушают права и свободы этого народа».
Магнаты и чиновники королевства, которые в большинстве своем находились на стороне королевского Примаса, как самой первой духовной особы, которая все разрешала, придерживались его советов и взглядов. Они давно уже, ослабив королевскую власть и сделав ее обычной проформой, разворовали и поделили между собой многочисленные национальные усадьбы польские, русские, и потому на перемены против их корыстолюбия и эгоизма никак не соглашались. И король, после долгих дебатов и уговоров, видя, что он ничего решить не может, был вынужден об этом сказать послам казаков и написать Наказному гетману войска казацкого вот такие знаменитые слова: «Поскольку вы воины, имеете у себя мушкеты и сабли, то что вам запрещает стать за себя и за свою свободу? Ибо видимо такова ваша судьба, чтобы иметь все от меча, и даже саму свободу. А я помочь вам не в силе, будучи связан партиями и другими фракциями».
Наказной гетман Барабаш, получив королевский рескрипт, ознакомил с ним только Генерального писаря Хмельницкого, да и то по необходимости, как канцлера нации, а от других старшин спрятал его, придерживаясь стороны поляков, которыми был богато обдарован и имел с ними тесную дружбу. Хмельницкий много раз уговаривал Барабаша огласить королевскую волю урядникам, народу и войску, чтобы поддержать их дух симпатии к такому справедливому и милостивому монарху. И тем самым дать знать полякам, чтобы они знали мысли короля о поддержке народной невиновности, насилуемой своеволием, и боялись бы защиты, разрешенной самим монархом. Но Барабаш, упоенный дарами польскими и убаюканный их комплиментами, не обращал на это внимания и вынудил Хмельницкого исполнить самому обязанность начальства, которую он, Барабаш, должен был сделать. Самому Хмельницкому пришлось прибегнуть к хитрости, чтоб достать у Барабаша королевский рескрипт, который он очень тщательно хранил. Вскоре ему помог благоприятный случай. Для новорожденного ребенка в семье Хмельницкого надо было иметь крестного отца. Для этого Хмельницкий пригласил Барабаша. И тот со всей своей свитой выехал в родовой дом Хмельницкого в местечке Субботов, где, по завершении над ребенком таинств крещения, начались обычные в таких случаях банкеты, на которых угощали Барабаша с особым вниманием. Ночью Хмельницкий снял у спавшего Барабаша с руки перстень и, забрав пернач и шапку с кокардой, которые подтверждали титул Барабаша, отправился с ними среди ночи в Чигирин. Явившись к жене Барабаша, он показал ей знаки мужа и потребовал у нее выдачи важных бумаг из кабинета Барабаша, вроде как понадобившиеся гетману для срочных дел. Жена Барабаша, увидя знаки мужа и зная обязанности Генерального писаря, которому письменные дела и принадлежали, открыла Хмельницкому кабинет мужа, и он нашел там известный королевский рескрипт и другие важные документы, относящиеся к русскому народу, забрал их и отправился прямо из Чигирина в Запорожскую Сечь, прибыв туда 7 августа 1647 года.
В Запорожской Сечи Хмельницкий обнаружил готовых и годных к военной службе всего лишь триста казаков, а остальные были рассеяны по их промыслах, рыбалкам и охоте на зверину. К ним созвал он реестровых казаков 3115 человек, которые остались после гетмана Гулака, и перед ними огласил волю короля как разрешение на оборону родины и призвал поднять оружие против поляков, общих своих супостатов. Казаки, не дождавшись окончания выступления Хмельницкого, единогласно проявили свою готовность на все его предложения в интересах родины, и тогда же накрыли Хмельницкого своими шапками, как знак того, что они выбирают его гетманом. Но он отклонил избрание до всеобщего согласия всех военных чинов, согласившись стать во главе войска в прежнем своем чине.
Вскоре после этого Хмельницкий решил овладеть городом Кодак, наполненным польскими войсками, чтобы тем самым восстановить возможность связи Малороссии с запорожскими урочищами. Наступление на Кодак Хмельницкий предпринял неожиданно, и штурм крепости был очень удачным. Казацкая пехота делала фальшивые приступы со стороны степной и, подняв стрельбу и крик, лежа на земле, обратила на себя все внимание и оборонные действия польского войска, а вторая половина пеших казаков подползла по берегу Днепра под самую крепость и водными воротами вошла в нее при малом сопротивлении. Внутри крепости казаки ударили в тыл польским войскам со всей отвагой и устроили среди них страшную резню. Поляки поверили в захват недругом крепости только тогда, когда были уже побежденными. Действующие со степи казаки, узнав, что товарищи их бьются внутри крепости, сменили фальшивые приступы на настоящие и прорвались в крепость также при слабом сопротивлении, и там довершили поражение польских войск, так что не осталось от них ни одного, кто сообщил бы роду своему об их гибели. Оставленная в городе войсковая амуниция со многими всякого сорта запасами достались победителям как добыча и значительно помогли вооружить казацкую армию.
После захвата города Кодак Хмельницкий назначил его сборным пунктом для малороссийского войска и послал в ближайшие города и села письма с извещением о своем намерении оборонять родину с письменного согласия короля и чтоб войска малороссийские, отвернувшись от Наказного гетмана Барабаша, признанного предателя, который тайно и явно находится в сговоре с поляками на народную погибель, собирались к нему в Кодак для дальнейших советов и конкретных действий. Скоро после этого оповещения прибыли в Кодак 3000 реестровых казаков, а именно Полтавский, Миргородский и Гадяцкий полки и часть других полков, которые отошли от Барабаша в тот момент, когда он снова приводил к присяге войска ему подчиняющиеся на верность службе при поисках Хмельницкого и его сообщников. Барабаш, узнав о намерениях и успехах Хмельницкого, сразу же дал знать об этом Коронному гетману Павлу Потоцкому, тот как можно быстрее послал на помощь Барабашу сына своего Стефана с девятью тысячами польских войск, которые, объединившись с Барабашом в городе Черкассах, приготовились к наступлению на Хмельницкого. Барабаш, будучи тогда провозглашенным королем гетманом малороссийском, имел при себе пять тысяч реестровых казаков, которые присягнули ему на верность, сели с ним в лодки и двинулись Днепром вниз с тем, чтобы обложить Хмельницкого в Кодаке и с реки сделать в город высадку. А гетман Потоцкий с 13 тысячами реестровых и польских войск должен был обложить Кодак со стороны степи и сделать невозможным для Хмельницкого любое отступление.
Хмельницкий, узнав о намерении Барабаша и о его планах с Потоцким, сделал и свои распоряжения относительно обороны. Он для флотилии Барабаша построил на одной из кос днепровских, которая выступала далеко в реку, мощную батарею и, обеспечив ее тяжелой артиллерией и пехотой с длинными пиками, спрятал все это насаждением вокруг батареи камыша и кустарника. Оставил небольшое число пехоты в городе, приказав им всегда стоять на валах и батареях городских и перемещаться непрерывно с места на место, тем самым как бы увеличивая свое количество. Сам же со всем конным и пешим войском спрятался в балках за несколько верст от Кодака. Польские войска шли степью вровень с флотилией Барабаша, которая двигалась Днепром. Как только она приблизилась и надвинулась на батарею, оттуда раздался залп пушек, очень удачно наведенных на лодки, из которых много было разбито и повреждено, а остальные, перегруженные людьми, которые навалились в них из разбитых лодок, стали в беспорядке приставать к берегам. Хмельницкий при первом выстреле пушек вышел со всем своим войском из укрытия и ударил по флангам и в тыл польских войск, которые не ожидали такого нападения. Битва была тяжелой и кровавой. Хмельницкий, врезавшись со своими войсками в середину польских войск, перемешал их, захватил всю вражескую артиллерию, а потом, поражая врага стрельбой и пиками, против которых поляки всегда трусят и устоять не способны, загнал их между городом и Днепром в узкое место и там драгунов и воинов польских всех уничтожил, а урядников польских и всех реестровых казаков заставил сложить оружие и сдаться в плен. И таких урядников оказалось 43 человека, в том числе и гетман Потоцкий.
После уничтожения польских войск Хмельницкий бросился к реестровым казакам, которые приплыли с Барабашом на флотилии. Он застал их на берегу Днепра, готовых к обороне. Хмельницкий, не нападая на них, приказал выставить против них белое знамя с надписью: «Мир христианству». Потом он пригласил к себе под знамя всех старшин и многих казаков, которые отложили свое оружие, и так сказал им: «Подумайте, братья и друзья, подумайте и рассудите, против кого вы вооружились и за кого хотите с нами в бой вступить и кровь свою и нашу зря пролить. Я и товарищество, которое меня окружает, есть единокровная и единоверная ваша братия, интересы наши одни и те же, что и интересы ваши. Мы подняли оружие не ради корыстолюбия или пустой славы, а только ради обороны нашей родины, жизни нашей и жизни детей наших, как и ваших. Все народы, что живут на свете, всегда защищали и будут защищать вечно жизнь свою, свободу и свой очаг, и даже самые мелкие на земле твари, звери, скот, птицы охраняют свое жилище, гнезда, птенцов своих до последнего, и природа по воле творца и господа дала им разные средства для этого и возможности в членах их. Зачем же нам, братья, быть грубыми и не чувствовать, как тащим тяжелые кандалы рабства в дремоте и в позорной неволе, да еще и на собственной своей земле?.. Поляки, которые вооружили вас против нас, есть непримиримые враги наши, они уже всё забрали у нас – честь, права, собственность и саму свободу разговаривать и верить в Бога нашего, остается при нас только жизнь, но и она противна нам самим. Так что это за жизнь такая, когда она переполнена грустью, страхами и постоянным отчаянием?