Разбив польскую армию, русские войска снова разделились на два корпуса, и они, переходя остальную часть Белоруссии, вступили в Литву: Золотаренко держась с казаками середины провинций, а князь Хованский с российскими войсками шел приграничной стороною от Лифляндии и Курляндии. В походе никакие польские корпуса не показывались в поле, держась городов и укреплений. Русские военачальники, нанося поражения польским гарнизонам, где только их находили, брали белорусские и литовские города и местечки без дальнейших трудностей и таким образом завладели целиком всей Белоруссией и большей частью Литвы, подчинив более 200 их городов и местечек, укрепленных замков. За удержание войск от грабежа, что войскам разрешалось при сопротивлении, русские военачальники взяли с граждан контрибуцию, особенно с больших и важных городов, таких как Витебск, Полоцк, Минск и других. Наконец, снова сойдясь возле столичного города литовского Вильно, оба войска обложили его со всех сторон и приступили к генеральному штурму. И поскольку в ходе штурма все польские войска, которые находились на валах и городских бастионах, были перебиты и опрокинуты, то остальные, спрятавшись в городе, стреляли из зданий по русским войскам, бросали на них тяжести, обливали кипятком в проходах улиц, и поэтому были вынуждены русские зажечь город со всех сторон и превратить его в пепел и руины, а народ, что убегал от пламени, – кого убили, остальные спрятались за городом. Итак, из-за злобы своих граждан, город Вильно получил такой удар, какого русские ему никогда не готовили и в мыслях не имели.

Царь Алексей Михайлович, получивший от своих военачальников, Золотаренко и Хованского, вести о покорении под власть его государства всей Белоруссии и большей части Литвы, в том же 1656 году вернулся из Смоленска и Вязьмы, где он тогда пребывал, в столичный город Москву и там устроил большие торжества и собрание всех царственных достойников, чтобы совершить вместе с ними благодарственные молебны со звонами и пушечный стрельбой. А после этого царь воссел триумфально на трон царский и в присутствии всего правительства духовного и светского синклита принял на себя титул «царя и самодержца Великой, Малой и Белой Руси», т. е. царя Всероссийского, о чем тогда же провозглашено в столице и закреплено грамотами в провинциях со звонами и стрельбой. С этих пор началось и утвердились название «Россия» и титул «царь Всероссийский» вместо прежнего титула «царь Московский». Царь с новым титулом послал, прежде всего, благодарственные грамоты Хмельницкому за его военные распоряжения и за мужество казацкого воинства; Наказного гетмана Золотаренко и князя Хованского за большие их подвиги и военные успехи одарил богатыми дарами и другими почестями, повелев при этом оставить на границах и в крепостях гарнизоны, а самим вернуться на зиму внутрь Белоруссии.

Наказной гетман Золотаренко, возвращаясь с войском по повелению царя внутрь Беларуси и переходя город Старый Быхов, выстрелом из мушкета, который произвел из засады со звонницы католический органист Томаш, был убит насмерть. Органист добровольно признался, что был подговорен на это убийство католическими ксендзами, которые дали ему пулю от мушкета из священной чаши, по его словам, освященную и скрепленную особенными заклятьями. За это ему было обещано после смерти быть рядом с мучениками царства небесного и воспитать его детей в иезуитских школах. И действительно при осмотре оказалось, что та пуля необычная, середины ее сделана из серебра с латинскими буквами.

Тело убитого Золотаренко отвезли на его родину, в город Корсунь, для похорон в тамошней деревянной церкви, которая была построена на его деньги. Но, когда начались похороны в присутствии многих горожан и духовенства, то от удара молнии церковь загорелась и тело убитого вместе с церковью сгорели дотла. Причем погорело немало и людей из духовенства и простого люда, которые сгрудились возле церковных дверей, задохнулись от тесноты и огня – в церкви двери были одни и сделаны по образцу дверей католических церквей.

Об этом случае поляки записали в своих хрониках и внесли в историю глупую басню, которая позорит преосвященное христианство. Будто бы Золотаренка сожрал ад с полным своим дьявольским триумфом и величием за то, что вся Польша, судя о Золотаренко по его военному искусству и больших успехах, сделала выводы и утвердила навсегда, что он был великий чародей, то есть волхв, который владел многими дьяволами, от которых имел такую необычную силу в войне, и, наконец, за удовлетворение их услуг взят был с таким торжеством прямо в ад.

В течение кампании 1655 года, которая была со стороны Польши оборонной, Хмельницкий со своей армией, занимая позиции возле Заславля и Каменец-Подольского, защищал границы тамошние от Польши и Турции и их атаки отбивал с успехом и гибелью недругов. Боярин Бутурлин делал то же самое со стороны Крыма.

Между тем поляки торговались в Крыму с ханом Ислам-Гиреем о наступательных действиях против казаков, ибо татары, несмотря на все союзы и дружеские соглашения, без денег и подарков ничего не делают, и друзей у них нет в целом мире. А поскольку Польша была уже достаточно ослаблена постоянными войнами и скудна деньгами, то велись эти торги до половины 1655 года. В том же году со смертью Ислам-Гирея открылся путь к более легкому торгу с его племянником – новым ханом Менгли-Гиреем, который, нисколько не заботясь о своем народе, согласился с Польшей вести войну с Россией и казаками за 100 тысяч талеров золотыми деньгами. Какой торг, такие и действия были молодого хана, т. е. неожиданные. Он со всеми своими ордами в октябре того же 1655 года неожиданно напал над рекою Самарой на казацкий корпус и разбил его полностью. Командовал им Наказной гетман Яков Томило, поставленный Хмельницким на место Золотаренко, который здесь и погиб на месте побоища. Остатки войска одни, пробившись сквозь врага, объединились с корпусом боярина Бутурлина возле Санжарова, а другие, под командованием полковника Худорбая, спрятавшись в днепровских лугах, камышах и кустарниках, отбивались в них до ночи, а ночью, переправившись на камышовых пучках через реку Днепр, перешли на Уманьщину и присоединились к казацкому войску.

Хмельницкий, узнав о гибели корпуса Томило, отправил от себя из-под Заславля к Днепру для удержания там татар, но хан, переправившись через Днепр, уже успел соединиться с поляками, пришедшими к нему через Молдавию, и напал на корпус казацкий, который вступил на Уманьщину под командованием полковников Зеленского, Богуна и Дженджелия. Спешившись и выстроившись в батаву, корпус долго выдерживал атаки врага с большими для него потерями. Наконец, дождавшись ночи и организовав фалангу, корпус ударил по врагу и, пробившись сквозь вражеские толпы, прошел в оборонном порядке до города Белая Церковь и там укрепился. Хмельницкий, обессиливший свою армию разделением на отдельные корпуса, узнав об этом, выступил с остатками войска из-под Заславля, торопясь на подмогу корпусам у Белой Церкви. Но дойти туда ему не удалось, будучи атакованным объединенными силами татар и поляков. Обрадовавшись, что нашли Хмельницкого с малыми силами и будучи на него рассерженными до беспамятства, напали на казаков со всех сторон без какого-либо порядка, а только надеясь на свое численное превосходство. Хмельницкий проявлял себя всегда на войне очень осторожно. Он заранее спешил свои войска и организовал из них батаву, подпустил врага на короткую дистанцию и выстрелил по нему из пушек и мушкетов так удачно и жестоко, что повалил целые груды вражеских тел. Враг, опомнившись от своего поражения, стал продолжать свои атаки издали. Между тем гетман приказал собрать тела убитых врагов и сделать из них высокий ретраншемент. Укрепившись вражескими телами, поражал из-за них приближающегося врага, как будто бы из крепости, ожидая при этом помощи от боярина Бутурлина или от своих корпусов, которые о вражеском нападении и про осаду его могли знать. Но таковая помощь ниоткуда не приходила, а с провиантом и фуражом сложились крайние трудности, да и зимний холод стал нестерпимым, ведь это проходило в последних числах декабря. Хмельницкий решил пробиваться сквозь врага силой и освободиться от осады. Ночью войска казацкие, выстроившись фалангой с легкой артиллерией, подошли к врагам тихими шагами, застав их спящими большими скоплениями возле костров, от которых далеко ничего не видно, и ударили на них со всем отчаянием. Убив тысячи почти без обороны, учинив притом гром пальбы и крик, заставили остатки врагов готовиться к обороне, но фаланга казацкая, очистивши себе путь, ушла от татарского табора в полном порядке и счастливо прибыла к Белой Церкви.

Собравшись возле Белой церкви с достаточными силами, Хмельницкий выступил с ними на расправу с врагами в конце января 1656 года. Заставы их в округе Смелянском, где они прятались от холода по селам и хуторам, атаковал их со всей жестокостью, не давая им объединиться, гнал от села к селу, совершая повсеместно над ними кару. Для этого распределены были у него войска на много деташементов с резервами и легкой артиллерией, а посередине их подкреплял и наступал сам гетман со своими силами. Убегая, враги собрались и остановились возле местечка Межибожа, решив дать битву Хмельницкому. Но гетман, наступая на них пехотой и смешанной конницей, разбил все их соединения, потому что войска вражеские, которые состояли почти все из конницы, из-за глубокого снега плохо могли действовать, а сагайдаки татарские в сильные морозы и вовсе нельзя было использовать. К тому же казацкие войска своим оружием и пушечной стрельбой непрерывно их поражали и за несколько часов заставили бежать с потерями. На месте побоища убито до 30 тысяч человек. Убегая, враги разделились на две части: поляки ушли опять в Молдавию и оттуда пробрались внутрь Польши, а татары потянулись степями в Крым. Взятые ими у поляков за поход талеры обернулись им гибелью, ибо они преодолевали широкие степи глубокими снегами, и твердый наст поранил и привел к гибели всех лошадей, сами же татары едва тащились пешком до своих аулов, потеряв много людей замерзшими и засыпанными снегами. А гетман, по той же причине, прекратил за ними погоню.

Весной, объединившись с боярином Бутурлиным, Хмельницкий начал поход с объединенными войсками вовнутрь Польши, чтобы опередить и не дать возможности польским войскам соединиться с турецкими и татарскими. Осуществляя этот поход до Бродов, Львова и Замостя, они овладели этими городами при слабом сопротивлении. Польские войска, не смея показываться им в поле, придерживались городов и замков, и при приближении к ним российских войск, при первых же с ними перестрелках, они везде были разбиты и рассеяны за пределы городов, которые они бросали со всеми запасами в пользу победителей. Горожане еще хорошо помнили о победах Хмельницкого, его великодушии и милости к ним. Поэтому выходили из городов и встречали российские войска с мирными предложениями и молитвами, жертвуя при этом для войск легкой помощью. Их оставляли в покое без каких-либо военных контрибуций и притеснений, а только описывалось и отбиралось на пользу Государя все, что принадлежало казне Речи Посполитой Польской, и вводились в городские замки русские гарнизоны.

От Замостя Хмельницкий направил свой поход до города Люблина, который считался в той стороне главным и сильно укрепленным, а потому был он хранилищем лучших богатств польских вельмож и шляхты и их же пристанищем. Достигнув города, русские войска обложили его всех сторон, но первые попытки атаковать его с намерением овладеть им с сохранением народа и с меньшим кровопролитием не имели успеха. Граждане, уверенные в многочисленности гарнизона, сопротивлялись с жестокостью и подлыми приемами, поэтому военачальники решили овладеть городом формальной осадой. Для этого началось возведение с трех сторон города шанцев и других осадных укреплений. Горожане, объединившись с гарнизоном, непрерывно мешали русским войскам вести строительство, обращая на это свое особое внимание. Эти их действия и дали возможность гетману прибегнуть к обычной при осаде его хитрости. В один из дней, отдавая приказы войскам, разглашая их нарочно, против всех военных обычаев, повелевал всем быть готовыми к ночи на генеральный приступ города со стороны шанцев. С наступлением ночи, действительно, со стороны шанцев была устроена пушечная стрельба с бомбардировкой и стрельба из мушкетов и криками атакующих, демонстрируя намерение наступления на городские валы. Когда эта фальшивая атака началась и граждане с гарнизоном, естественно, собрались к местам, которым угрожала опасность, в тот самый час сильный отряд казацкой пехоты подошел очень тихо к стенам цитадели и по лестницам, под городской шум, напал с пиками на стражу замка и всю ее переколол, не оставив в живых никого, кто был в замке, и таким образом завладев замком. Тут же была доставлена в замок главная артиллерия с мортирами и увеличено число войска, а на рассвете устроена сильная стрельба по городу и метание в него бомб. Горожане и гарнизонные войска, которые поняли, что потеряли замок, бросились было отбить его, приблизились к батареям и стенам без всякого порядка, а только со слепой ожесточенностью. Казацкие войска, заблаговременно расставившие артиллерию перекрестием и подпустив поляков на близкое расстояние, сделали из всех пушек и мушкетов самый жестокий и удачный по ним выстрел, отчего погибли тысячи человек, остальные разбежались с ужасом, кто куда мог. Казацкие войска, выйдя из замка, стали атаковать убегающих пиками и поражать их почти без сопротивления. К ним присоединились и все другие русские войска, которые во время стрельбы ворвались в город через его ворота, устроив в городе страшную и повсеместную резню и всеобщий грабеж. И так город Люблин из-за упрямства и ожесточения своих граждан познал горе куда большее, чем русские ему желали, и обогатил войска российские многими богатствами и всякого рода добычей.

Возле Люблина узнал гетман от своих разведчиков, что польская армия под командованием обоих гетманов, Коронного и Литовского, намеревается переправиться через Вислу, чтобы противодействовать успехам русских войск. Поэтому выступил с Бутурлиным немедленно из Люблина, опередил армию польскую и, переправившись со всеми русскими войсками на варшавскую сторону реки Вислы, удивил тем поляков и вызвал у их полководцев замешательство. Однако они, укрепившись на берегу Вислы, стали ожидать нападения русских войск. Гетман с боярином, рассмотрев положение табора польского и сделавши соответствующие распоряжения, начали его атаковать. Атака была жестокой, но и сопротивление было не менее ожесточенным. Поляки, понимая свое положение, защищали свой табор с отчаяньем. Гетман несколько раз пытался атаками опрокинуть вражеские линии или хотя бы их расстроить, но успеха в этом не достиг. Поляки держались с удивительным упорством, закрывая всегда бреши в обороне свежими войсками, поэтому бой продолжался долго и не было понятно для обеих сторон, кто же победит. Наконец, Хмельницкий сзади своего правого фланга, который соприкасался с берегом Вислы, провел сильный отряд легко вооруженной пехоты. Спустившись вниз к самой реке и пробравшись камышами и кустарниками до половины польского лагеря, неожиданно взошли на гору и напали на него с середины. При первом выстреле из мушкетов ударили пиками в тыл вражеских линий, которые, потерпев поражение, повернулись к обороне, смешались и расстроились. Гетман, заметив это, выпустил на них пехоту из своих линий и опрокинул весь левый фланг врага. Началась ужасная резня и убийство. Польские войска, не успевая набивать мушкеты, оборонялись только саблями и были уничтожены пиками. Следствием этого было всеобщее замешательство и отступление врага, а казаки и все русские, преследуя отступающих, выгнали их совсем из табора и рассеяли на все стороны. Отправленная за убегающими конница преследовала их до поздней ночи и завершила поражение неприятеля. Табор со всеми его запасами и снаряжением достался победителям, как и другая значительная добыча.

После уничтожения польской армии, когда русская армия уже подошла к польским столицам, получил гетман известие через специального гонца, присланного с Чигирина, что крымский хан Менгли-Гирей со своими войсками спешат на помощь полякам, вышел из своих границ и уже переправляется через реку Днепр, чтобы напасть на Малороссию. Гетман, остановив поход к польским столицам, переправился снова через Вислу и поспешил со своими войсками к Чигирину. Боярина Бутурлина попросил разместиться с войсками российскими возле Каменец-Подольского. Проходя Уманьщину, гетман получил сообщение, что хан стоит с войсками в степях над рекой Озерной. Хмельницкий отправил к нему есаула полкового Тугая и с ним трех польских офицеров, плененных в последнем бою за Вислой. В письме к хану Хмельницкий сообщал, что «поскольку он не подавал никаких причин ему и его народу взаимной вражды и вражеских действий в поступках, а, наоборот, всегда проявлял соседское уважение к предкам его и всей татарской нации, оказывал ей не раз значительную помощь и услуги, поэтому просит хана сообщить, как воспринимать поход татарский и его нашествие на земли Малороссии. Если это означает непосредственную войну от самого хана русскому народу, то я на нее отвечу и сейчас буду наступать на все татарские силы. Если этот поход вызван позорным наймом для помощи польской армии, то сообщаю, что ее больше не существует, она полностью разбита и уничтожена за Вислой в пределах самой столицы польской, что могут подтвердить пленные польские офицеры, которые были очевидцами тому и участниками со стороны потерпевшей».

Хан отвечал гетману, что татары вражды к народу русскому и претензий никаких не имеют, а есть у него деловая необходимость к самому гетману и правительству казацкому, приглашая при этом гетмана увидеться с ним и обменяться мнениями обо всем персонально в татарском таборе. Гетман потребовал от хана в заложники 20 самых известных мурз, оставил их в своем таборе, а сам отправился со своим штатом в татарский табор, и там после первых обычных комплиментов и приветствий начались важные переговоры. Хан горячо укорял гетмана за объединение с Москвой и подчинение себя с народом под протекцию царя Московского, доказывая, что «такое объединение будет порождать вечную вражду к казакам и к Московскому царству от всех соседних государств, между которыми Малороссия из-за своего положения является удобным местом для вражеского нашествия, битв и уничтожения ее народа. Войны же с Московским царством неминуемые и бесконечные для всех народов, потому что, несмотря на то что оно недавно освободилось из-под татарской власти благодаря татарской междоусобице, в ней, как и раньше, почти все урядники и народ безграмотны, есть множество верований, а чудными молебнами уподобляются поганству, лютостью превышает дикарей. Несмотря, говорю, на грубость, следует напомнить об их придирчивости по мелочам, за которые они вели бессмысленную и многолетнюю войну со шведами и поляками, заметив в переписке с ними какие-то неудачные слова, за что и между собой они непрерывно тиранствуют, находя в книгах своих и в крестах что-то несоответствующее и не по праву каждого. Стоит вспомнить их жадность к властолюбию, их притязания, которыми они захватывают в собственность даже царства, империи Греческую и Римскую, укравши государственный герб тех царств, т. е. двуглавого орла, что по наследству как будто бы достался их князю Владимиру, который был зятем греческого царя Константина Мономаха, хотя тот Владимир был на самом деле князем русским киевским, а не московским и происходил он от скифов. Вспомним, наконец, их неустойчивое царское правление, уничтожение самих царей, нескольких из них они преступно замучили, а одного продали полякам на убой. А уже доказано, что если нет постоянной религии и хороших обычаев, там и правление устойчивым быть не может, и ваши русские люди будут ползать между москалями, как овцы среди волков».

Гетман, возражая хану на его хулу, напоминал ему о непостоянстве и предательстве ханов, его предшественников, проявленные к русскому народу, особенно во время битвы с поляками под Берестечком. Напомнил и о подношениях и жертвах им, от народа подаренных, которые составляли большие суммы, так сказать, царские богатства, оплаченные бесстыдством. Припомнил и всю помощь казацкую, оказанную против их недругов, жертвуя жизнями воинов, и что наградой за это был татарский бардак и кумыс, то есть их нектаром и амброзией, а потом многими обманами и предательством, всякого рода грабежами, что погубило огромное количество русского народа при помощи своих защитников – турок, непримиримых врагов всего христианства, которые только лишь то и делают, что преследуют русский народ и уничтожают его без всякой причины, а только лишь по удивительным правилам своего Алькорана. О поляках уже и говорить нечего, весь мир знает, что сколько у них панов, столько и королей, и каждому из них угодить и сам ад не сможет. «Поэтому, если народ русский нынешней протекцией выбрал себе зло, то, конечно, между злом, что его окружает, выбрал меньшее. Если он есть несчастливый, то, поверь, несчастливый своими соседями, которые без всяких причин всегда его тревожили и обижали, а теперь за него беспокоятся и мордуются такою жалостью, какая бывает аспидова над человеческой головой. Известно из истории, что народ наш был на земле своей самостоятельным и самодержавным под управлением собственных князей, прославленных великими своими деяниями и войнами. Но первое нашествие и опустошение татарское с ханом своим Батыем завело его в протекцию литовскую, а потом и до объединения с Польшей. То объединение разрушили сами поляки неслыханным тиранством своего правления, а свободу и вольность народную обновило божье правосудие, подвигнувшее народ к неимоверный храбрости и мужеству, и он, став на первобытной точке самовластья, мог жить без чужой помощи. Но, видно, провидение божье, которое устраивает дела человеческие всегда на лучшее, выбрало объединение моего народа с народом единоверным и единоплеменным по доброй и взаимной воле и согласию, разрушать которое я считаю за грех смертельный, и с тем жить и умереть хочу».

Хан сколько ни уговаривал гетмана перейти на его сторону и как ни были большими его обещания, однако Хмельницкий ни на что не соглашался, и расстались они с откровенной злобой.

Когда гетман вернулся в Чигирин, то застал там шведского посланца с письмом от короля шведского Карла Густава – тот требовал от гетмана военной помощи против Польши и некоторых германских правителей, которые воевали тогда со шведами из-за претензий ливонских, померанских и гольштейнских. А требование это возникло у короля на основании союзных трактатов, заключенных предыдущими гетманами малороссийскими со Швецией от имени всего народа во время польского тиранства и войн, что велись тогда с ними. И хотя в этих войнах Швеция силой и деньгами Малороссии не помогала, однако гетман, исполняя обязательства предшественников своих и народа, отправил в шведскую армию к польскому городу Кракову десятитысячный корпус из семи полков реестровых казаков и из трех охочекомонных под командованием полковника киевского Антона Адамовича, назначенного на тот поход Наказным гетманом. Царю Алексею Михайловичу гетман сообщал, что направление казацких войск в помощь шведам есть безусловно полезно как с точки зрения договорных обязательств, так и потому, что делается оно во вред общему недругу.

Король шведский, пользуясь помощью казаков, которая подошла к нему очень своевременно, овладел обеими столицами польскими – Краковом и Варшавой в течение боя, который длился три дня. Наградой за эти подвиги стало многочисленное и богатое имущество королей и вельмож польских и другая добыча, обнаруженные в тех столицах. Следствием этой войны было почти полное разложение и обессиливание Польши, которые угрожали польской нации окончательными угасанием и разрушением. И это было бы неизбежным, если бы другие страны, дружеские Польше, не предприняли против шведского короля военных действий, не столько из-за собственных интересов, сколько вызванных завистью. Датский король, по соглашению с другими государствами, объявил Швеции неожиданно войну, вступил со своей армией на ее землю и вынудил шведского короля бросить все польские завоевания и поспешить на защиту своего королевства. Война продолжалась 3 года и окончилась Оливским миром на пользу короля шведского, который кроме других успехов брал в осаду столицу Дании город Копенгаген.

Император Римский, или германский, Фердинанд Третий и Примас польский Урбан писали тогда же гетману Хмельницкому, чтобы «он разорвал союз с королем шведским, как противником обеих католических религий, римской и греческой, и приверженцем жестокого лютеранства, и чтобы он, как и раньше, объединился с Польшей на равных с нею правах и привилегиях, и что они их могут гарантировать или, на крайний случай, не вмешиваться в войны с Польшей и придерживаться нейтралитета. В противном же случае угрожали гетману, что будут вынуждены все силы европейских католических христиан бросить на уничтожение его народа, как вредного всему римскому католичеству и еще более опасного, чем турки и сарацины».

Гетман с глубоким уважением ответил императору, что «помощь его королевству шведскому является выполнением обязательств трактатов, соблюдение которых всеми народами считается за святость и которые никак не касаются религий или вероисповедания народного, а заключены со Швецией его предшественниками и народом русским в те времена, когда поляки бесчинствовали, уничтожая народ русский, унижали его невиданным в мире варварством и нечеловеческими пытками. Тогда римские католики не только не оказали несчастному народу никакой помощи, но и помогали угнетать, насаждая Унию, придуманную в Риме, а на Руси проповедованную с самой жестокой лютостью, превышающей все священные римские инквизиции и о какой даже в магометанстве христиане не слышали. Но народ русский есть тот самый, с которым император Римский Максимилиан от имени всей Римской империи имел дружеский союз и государственную переписку с его самодержавными князьями, которые были всегда дружелюбны и помогали императорам Римской империи, но был унижен злостью и лукавством поляков, которые объединились с ним добровольно и приязно, а расстались с враждой и духом беспримерной мести и зла, раны которых неизлечимы, и никакая сила и мудрость человеческая не способна их исцелить».