Профессор тряс в руках бумагу, присланную из комитета. Короткая сводка содержала угрожающие цифры – почти половина детей, созданных методом экстракорпорального конструирования, пыталась покончить с собой.

– Вот к чему привела наша поспешность! Мы накачиваем детей знаниями, развиваем их, готовим к будущему прогрессу, но не можем разбудить в них тягу к жизни, к саморазвитию, к творчеству. Это бесчувственные болваны, которые делают только то, что им скажут, и не способные на большее!

– Станислав Евгеньевич, вы не правы… – попытался возразить Любимов.

– Нет, я прав! Вы посмотрите, мой друг, посмотрите, что мы создали! По всем признаком это люди, мы создали людей. Они прекрасны, умны, способны, но в любом андроиде больше души, чем в них. Давно вы слышали их плач, их шум, их смех?

– Никогда, – согласился Любимов. – Но это ничего не значит!

Любимову вспомнилась Эри.

– Это не значит, что, как вы утверждаете, в них нет души. Они малоэмоциональны, мы уже много лет говорим об этом, но вы знаете, какой вопрос задала мне недавно Эри? «Для чего я живу? В чём смысл жизни?». И догадайтесь, когда она это спросила? Когда пыталась покончить с собой.

– Вы мне не говорили, что среди наших воспитанников были подобные попытки. Вы это скрыли от меня? – ещё больше злился Вертинский.

– Скрыл, потому что эти попытки предпринимала только Эри и так неумело…

– И она, в самом деле, задала такой вопрос?

– Станислав Евгеньевич, я давно с вами хотел поговорить об этом. Мы воспитываем детей неправильно. Мы их учим, учим, учим, но чему? Мы не дали им самого главного – они не видят смысла в собственном существовании…

– Удивительно! Сергей, это удивительно! Я-то думал, ладно наши бионики, они растут в стенах закрытого института, они изолированы от общества, но в нормальных семьях всё будет иначе. Почему те, кто стали родителями, не воспитывают детей? Они доверили их обучение андроидам и на этом считают свою миссию выполненной? Кто, как ни родители, должны привить детям хоть какой-то интерес…

Любимов вспомнил об Эри. Она выросла прекрасной девушкой, талантливой, красивой… Но дальше что? Ни она, ни прочие бионики не понимают, как им дальше жить. Они не чувствуют интереса к жизни, им дается всё слишком легко.

– Мы преподнесли им наш мир на блюдечке, – грустно констатировал Любимов. – Всё, что предстоит этим детям делать в будущем – это следить за работой андроидов, да время от времени запускать воспроизводящие капсулы. Вот весь их труд. Станислав Евгеньевич, вам самому такая бы жизнь не наскучила?

– Мы что-то упустили, что-то очень важное. Но что? – бормотал Вертинский. – Посмотрите, что от нас теперь требует комитет.

В бумаге, протянутой Любимову, помимо констатации фактов низкой эмоциональной активности биоников, приводящей к отказу их от жизни, был текст нового задания. Комитет не приказывал, но просил продумать пути, так называемого, «очеловечивания» искусственно созданных людей.

– Станислав Евгеньевич, я не понимаю, чего они хотят?

– Комитет официально признает несостоятельность биоников как личностей. Были проведены всяческие тесты и вот… Низкая эмоциональность, полная социальная пассивность, неспособность к самостоятельной постановке задачи и принятию решений, отсутствие стремления к жизни, к творчеству, к продолжению рода… Программа «Бионики», которой мы так долго занимаемся, теперь уже практически потерпела крах. Мы создали то, о чём нас просили, но это не люди. Если мы этого не исправим, бионики погибнут или будут уничтожены.

– Нет! – воскликнул Любимов. – Они просто не понимают…

– Сергей, комитет не ставит перед нами четкой задачи, они не могут её сформулировать. Но в биониках нет чего-то того, что делает похожими их по душевным качествам на людей.