— Да вы что удумали? — всплеснула руками медсестра. — Уберите немедленно!

— От чистого сердца, — поклялся Клим. — Спасибо, что позаботились о Жене.

— Ей нужно наблюдаться!

— Обещаю не отходить от нее ни на шаг.

— Ну знаете ли, если что потом случится, мы в этом виноваты не будем!

— Разумеется, — подтвердил он, — но я клянусь: с ней ничего не случится. Я о ней позабочусь.

Женя взглянула на него. «А что, — подумал Клим, — двадцать два года прошло, самое время обновить клятву».

Медсестра в сердцах хмыкнула, но уступила: выдала Жене бланк и ручку.

— Свобода, — выдохнула Женя, выйдя за порог больницы.

— Я ускользнул от Эскулапа, худой, обритый — но живой, — засмеявшись, процитировал Клим.

— Вообще не смешно.

— Согласен. Извини. Что дальше?

— Душ. А потом я сообщу Семену радостную новость.

Пойти с ней к Семену Владимировичу Женя Климу не разрешила. Сказала, что он не даст ей разгуляться, и предложила побродить по Оленьку, дабы скрасить ожидание. Для человека после комы Женя действовала на удивление бодро. Но Клим видел: она зла и напугана, это-то и есть топливо.

И вот сейчас, разобравшись с делами и более не имея возможности вложить свой ужас во что-то продуктивное, Женя покрылась иголками и приготовилась отбиваться. Поскольку, если не считать детей, чьи крики уже стихали вдали, на пустынном берегу Оленька они были вдвоем, видимо, от него.

Какое-то время они продолжали идти молча. Женька кусала губы, Клим созерцал пейзажи. За долгие годы он уяснил, что нет смысла тратить время на подготовку к ее взрывам, лучше использовать его на что-то более полезное.

— Про Оленёк существует две легенды, — наконец подала голос Женя. — Первая гласит: жил человек, и сделал он столько зла, что был сослан богами в тундровую глушь, обратился в реку и теперь обречен на вечное одиночество.

Она замолчала.

— А вторая? — спросил Клим.

— Она очень похожа, — после небольшой паузы вздохнула Женя. — Скитался по земле человек, и был он так одинок, что превратился в реку…