– Мне нужна ваша помощь.
– В чем именно?
– Я хочу, чтобы вы помогли мне как можно подробнее перевести то, что я здесь натворил, а потом передали эту информацию Обелиску.
Хармон посидел за компьютером, не спеша пролистал файлы. Внезапно он поднял голову, и в первый раз за все время Олтмэн не увидел в его глазах признаков безумия.
– Это Обелиск, – с благоговением произнес Хармон. – Вы поняли его – точно как она вас просила.
Олтмэн кивнул.
– Вы хотите, чтобы я передал Обелиску его собственное изображение?
– Да.
– Хвала Обелиску, – сказал Хармон, а потом прибавил: – Хвала Олтмэну.
У Олтмэна мурашки побежали по коже, когда его фамилия прозвучала в подобном контексте, но он ничего не сказал. Работа, которую он проделал, была еще очень далека от совершенства, для ее окончания требовались многие годы, но, к счастью, он успел вполне достаточно, чтобы остановить процесс Слияния.
Им пришлось потратить несколько часов и предпринять не одну попытку передачи на различных волнах, пока связь наконец не установилась. Обелиск отреагировал коротким, но мощным энергетическим импульсом, а потом затих так же неожиданно, как начал испускать сигнал.
– Что с ним случилось? – испуганно спросил Хармон.
– Отдыхает. Мы сделали то, чего он от нас хотел. Мы спасли мир.
65
После того как все закончилось, Олтмэн еще долго сидел неподвижно и размышлял. Зачем Обелиск хотел воспроизвести себя? Что бы случилось, сделай он это? Что вообще происходит? И если галлюцинации или видения шли не от Обелиска, а были направлены против него, то где искать их источник? И кто стоит на стороне людей: Обелиск или его таинственный оппонент?
Он по-прежнему не доверял Обелиску. Когда дотронулся до него, то не почувствовал никакой любви – нет, это было совершенно иное, это было полнейшее равнодушие к человечеству. Люди для Обелиска служили лишь средством приближения конца. Каким должен стать этот конец, Олтмэн сказать затруднялся, но сейчас он, как никогда, был уверен, что люди для Обелиска не представляли никакой ценности, являлись просто неизбежным промежуточным этапом на пути к чему-то иному. Когда будет построен новый Обелиск – а Олтмэн не сомневался, что именно это и было целью артефакта, – что случится тогда? Да, он остановил Слияние, но, возможно, тем самым одновременно проторил путь к открытию, которое в итоге приведет человечество к еще худшей доле.
«И опять же, – напомнила о себе сомневающаяся половина Олтмэна, – ты рискуешь ошибиться. У тебя, быть может, обыкновенная паранойя».
Что, если любовь, которую ощутил Хармон, когда дотронулся до артефакта, была отражением его собственных чувств, истового религиозного преклонения? Может быть, то равнодушие, которое испытал Олтмэн, вовсе не было присуще артефакту, а явилось отражением его собственного отношения к окружающему миру?
Олтмэн сидел и размышлял, сидел и размышлял, но так ни к чему и не пришел. Как теперь быть? Что, если он, дав Обелиску желаемое, тем самым невольно подписал человеческой расе смертный приговор?
– Нам пора, – сказал он Хармону. – Обелиск хочет, чтобы мы ушли.