Между бумагами счетов за коммунальные услуги затесался жёлтый кленовый лист, абсолютно такого же размера, каким был его предшественник, принесённым странным существом. Соседи — женщина средних лет с мужем того же возраста — недоверчиво и даже испуганно покосились на меня и принялись как можно скорее забирать свою почту. Я смотрел на них, как мне казалось, так жалобно и безнадёжно, что готов был горько расплакаться лишь от мысли о своём внешнем виде. Дрожащим голосом, тряся в руках кленовым листом, я спрашивал у них:
— Что мне делать? Помогите.
Они переглянулись, мужчина отвёл глаза и не выдал себя, но во взгляде женщины я увидел глубочайшее сожаление и грусть.
— Необычное что-то было? — спросила она, мельком взглянув на кленовый лист в моих руках.
— Я Лёньку в окне видел.
Услышав знакомое имя, произнесённое моим дрожащим голосом, женщина испуганно отвернулась к мужу, тот отрицательно покачал головой, приказывая жене молчать.
— Мне Гришка рассказал всё, — продолжал я, искренне надеясь, что супружеская пара сжалится надо мной и подскажет заветный путь к спасению от неведомого ужаса.
— Тебе когда квартиру продавали, — немного тише, повернув голову через плечо, сказала женщина, — ничего не говорили про шторы?
— Говорили, — отозвался я с воодушевлением, — но я как-то вот…
Мой запал с болью погас, когда женщина, недовольно цокнув, перебила меня:
— И кто тебе виноват?.. — она обернулась, скорчила противную гримасу и принялась читать мне нотацию: — Приедут сюда и начинают жить, как хотят… старые улицы по своим правилам живут, и не вам, соплякам, тут что-то менять. Сказано же было, по ночам зашторить окна на кухне — всё, ничего больше, но нет, и тут свои пять копеек вставляете, бестолочи!
— Может… мне в церковь? — заикаясь и разводя руками от отчаяния, тараторил я.
— В церковь… — хмыкнул мужик, дёрнув уголком губ. — Пусть идёт сразу, меньше мучиться будет, — буркнул он жене.
— Да чёрт его знает, — отмахнулась она, — как баба Поля померла, так спросить не у кого.
— Куда идти? — заметно нервничал я.
Моё состояние в тот момент походило скорее на тремор вперемешку с бредом, нежели на испуг, образ супружеской пары медленно смазывался, смывался с моих глаз новой партией горячих слёз. Боль от острого кинжала безысходности, всаженного по самую рукоять мне прямо в шею, затмевала все прочие ощущения. Не помня себя от сводящей с ума паники, я зажмурился и почти потерял сознание, благо вовремя подскочивший мужик схватил меня и посадил у ближайшего дерева.
— Иди за дома сейчас, лист с собой неси, — слышался мне мягкий голос женщины, — он не отпустит просто так. Тебя как зовут? Слышишь? — её голос становился всё тише, и походил на отдалённое негромкое эхо. — Лёнька не первый был, просто время пришло. Десять лет — срок.
Дальнейшие её фразы запомнились мне совсем смутно, поэтому я не ручаюсь за их достоверность, но если моя расшатанная психика всё-таки не смазала эти воспоминания моими собственными мыслями и домыслами, то далее женщина говорила, что кто-то, некий Владыка, обычно заманивает к себе в усадьбу детей, но в этот раз ему повезло и жертва сама раскрыла шторы.
Окончательно прийти в себя я смог только после того, как по моему лицу забегали прохладные слёзы летнего дождя. Сидя, прислонившись спиной к дереву, я трепал в руках отсыревший кленовый лист и с тревогой поглядывал на щель между двумя домами, именно там располагались полуразваленные ворота большого заброшенного участка с мрачным домом, в который мне предписывалось явиться.
Это было невероятно сложным решением. Будь я в тот момент в здравом рассудке, то сию же секунду бросился бы прочь со старой улицы, теперь ставшей мне омерзительной. Но голова моя в то мгновение была будто налита тяжёлым свинцом, не дающим хода мыслям. Колени тряслись, подобно тому листу, что я держал в руках, и что подобно компасу, вёл меня прямиком в усадьбу своего хозяина, в дом загадочного Владыки.