Потом покидаю дом. Выключаю встроенный GPS. Выезжаю из гаража на улицу и останавливаюсь, дабы убедиться, что дверь гаража закрылась. Пусть в доме сохранится тепло, уют и безопасность, насколько это возможно. Я жду, сидя в машине, работающей на холостом ходу.
Восемь часов утра, четверг. Я не знаю, как тот человек собирается связаться со мной, пока не слышу музыкальный звонок. Он доносится из «бардачка», и в моей голове сразу проносится миллион мыслей. «Он проник в мою машину, он мог оставить бомбу, он мог забраться к нам в дом…» Я проглатываю ярость и страх и открываю «бардачок». Там лежит маленький телефон, его экран мерцает. Я принимаю звонок.
– Привет, Джина, – произносит голос на другом конце линии. – Я прислал тебе карту, куда нужно ехать. Жду тебя завтра. Тогда мы и начнем.
Короткие, спокойные фразы, после которых он дает отбой. Номер заблокирован, позвонить по нему нельзя. Я проверяю телефон и нахожу текстовое сообщение со ссылкой, по которой открывается карта. Побережье Северной Каролины.
Он не сказал, чтобы я отправлялась прямо туда. Только то, что я должна быть там к завтрашнему дню. И я еду к Кец.
Доезжаю до хижины Хавьера. Дорога длинная, и к тому времени, как я паркуюсь у его ворот, рядом со взятой напрокат машиной, я пусть и не спокойна, но, по крайней мере, не кричу. Вижу Бута, лежащего на крыльце; он поднимается и смотрит на меня, вывалив язык. Бут знает меня, он знает, что я друг. Но я знаю, что он не мой пес и что может почувствовать, как изменилось мое поведение.
Бут гавкает, и Хавьер открывает входную дверь. В руке у него телефон, вид обеспокоенный и измотанный; он смотрит на меня так, словно я призрак, которого он нечаянно вызвал. Потом моргает и говорит:
– Заходи.
Бут понимает, что мне позволено войти, и вежливо сидит на крыльце, пока я открываю ворота и иду по дорожке. Я глажу его по теплой голове, но в ответ получаю лишь оценивающий взгляд, а не дружелюбное облизывание, и когда дверь закрываться за мною, он уже снова лежит на досках, сторожа дом.
Хавьер откладывает телефон.
– Ты не сообщила, что приедешь.
– Мне нужно поговорить с Кец.
– Она…
– Не отдыхает, – обрываю я. – Насколько я ее знаю.
Хавьер принимает это без комментариев, только спрашивает:
– Кофе хочешь?
– Конечно, – отвечаю я. Кофе – это последнее, что мне нужно, но если б он предложил самогон, я, вероятно, выпила бы кружку без возражений. Прежняя Гвен, разумная и сдержанная, куда-то подевалась.
Хавьер наливает кофе в кружку и протягивает мне. Сам он тоже пьет кофе, и мы сидим так пару минут, прежде чем он говорит:
– С ней все в порядке. С ребенком все в порядке. Слава богу.
Мне жутко от этих слов. Мне ненавистно то, что я собираюсь поставить все это под угрозу, но я знаю Кецию Клермонт. Я знаю, что она не отступится, и если, по крайней мере, будет со мной в этом ужасном, полном опасностей пути, я могу попытаться защитить ее. Но я не могу сказать ему этого, конечно же.