Я написал почти сотню статей по клинической практике, психопатологии и судебной психиатрии для специализированных журналов, предназначенных моим коллегам и юристам. Нижеследующее повествование призвано охватить как можно более широкую аудиторию тех читателей, которые не обладают специальными знаниями в этих областях. Вот почему я попросил Флоранс Ассулин помочь мне. Постараюсь придерживаться максимальной ясности и доходчивости, избегая профессионального сленга, при этом надеюсь не поддаться психологическим уловкам и манипуляциям, присущим этим неординарным и в то же время таким жалким индивидуумам – серийным убийцам.
Какой смысл в том, чтобы давать простые и окончательные ответы на глобальные антропологические вопросы? Будто кто-то заставляет нас утверждать, что мы прикоснулись к побудительной причине, ultima ratio[5] преступления. Как правило, такие упрощенные объяснения никого не устраивают, особенно в случае с серийными убийцами, когда ни страсть, ни расчет не подходят в качестве разумного довода. И все это ни на шаг не приближает нас к разгадке тайны.
И последнее. Мне приходилось сталкиваться с тем, что при изучении следственных материалов обнаруживалась ошеломляющая человеческая правда, которая внезапно всплывала в связи с заявлениями преступника. В подобных случаях я с самого начала знаю, что буду не на высоте: все мои профессиональные усилия и десятки часов работы не помогут. Мой анализ будет всего лишь очередной речью. Но иначе и быть не может. Мне кажется, это понял Трумен Капоте[6], посвятивший себя служению слову и отстаивавший правду своих главных персонажей: убийц, следователей, представителей средств массовой информации, адвокатов, прокуроров и издателей. Он завершил свой грандиозный труд[7], ни разу не изменив трезвой отстраненности и не поддавшись искушению вытащить из шляпы кролика. Его повествование остается хладнокровным. И мы знаем, какой ценой это достигнуто! Гениальности писателя хватило на то, чтобы рассказать о работе экспертов точнее, чем это делается в реальной жизни: ведь мы никогда не сможем потратить столько времени и труда на одно уголовное дело, подробно описывая его от совершения преступления до реакции общества.
Но особенность нашего подхода состоит не в том, чтобы не становиться ни на чью сторону и оставлять каждому свою правду. Безусловно, любое обобщение при рассмотрении такого феномена, как серийные убийцы, в значительной степени является мифом, учитывая географическое, культурное и психологическое разнообразие совершаемых преступлений. Однако с клинической точки зрения можно выделить общие причины и закономерности. Убивать и делать это снова и снова – подобное совместимо только с некоторыми, довольно специфическими фактами биографии, особенностями организации личности и отношения к миру. Иными словами, насколько я не верю в общую теорию преступности, настолько же считаю, что у большинства serial killers обнаруживаются одинаковые «силовые линии».
Именно их поискам и посвящена эта книга; в ней мы не раскроем тайну полностью, заменяя тьму светом, но зададим условия уравнения, обозначив его неизвестные.
1. Психиатр ужасов
Не было никаких предпосылок тому, что я стану, по выражению моих детей, «психиатром ужасов». На самом деле моя карьера судебного эксперта, «специализирующегося» на серийных убийцах, возникла из-за двойной травмы: профессиональной и личной.
Речь идет о моей встрече с Жюльеном.
Любой эксперт-психиатр однажды сталкивается с чем-то чудовищным. Это родители, убивающие своих детей; изверги, разделывающие трупы жертв; безумцы, чьи действия сопровождаются грубым насилием; преступления, отличающиеся немыслимой кровожадностью и варварством. Испокон веков история судебной психиатрии изобилует уголовными делами, будоражащими общественность, – настолько мотивы преступников не вяжутся со здравым смыслом. Подобно всем, кто соглашается погрузиться во мрак преступлений, совершенных «без причины», я столкнулся со своей порцией мерзостей. Но независимо от степени жестокости до встречи с Жюльеном я примерно знал, с чем имею дело. Когда отец убивает дочь, чтобы уничтожить воплотившегося в ней демона, или медсестра умерщвляет больного, потому что его тело находится во власти зла, врач обнаруживает психопатологический симптом пароксизмального бреда. Ему удается выявить вспышку, характерную для человека, который балансирует на краю пропасти. У преступника с психическим расстройством такая вспышка характеризуется немедленным действием, направленным на защиту чего-то жизненно важного для него. Врач знает, что такой субъект переходит к нападению, когда чувствует себя на грани психического распада. Например, ему угрожает пугающий образ матери-кровосмесительницы, которая превращается в монстра и собирается поглотить его. Теоретически психиатр обладает клиническими инструментами для расшифровки процессов, порождающих такой переход к преступному деянию. Случай Жюльена выходил за рамки известных методик. Справедливости ради стоит отметить, что в судебно-медицинской экспертизе я был новичком, однако это еще не все объясняет. Как бы то ни было, после этой встречи для меня ничто уже не будет как прежде.
Когда Жюльена арестовали, он уже совершил два убийства. Я посетил его в тюрьме одной из провинций, и охранник запер меня с ним в маленькой камере. «Ради безопасности», – заявил он. У меня в глазах потемнело. Я смотрел «Молчание ягнят[8]», и мое представление о серийных убийцах во многом основывалось на сотнях выдумок об этих преступниках. И вот, оставшись наедине с одним из них, я чувствую, как меня мгновенно охватывает буквально осязаемое чувство, что этот человек готов проткнуть мне глаз скрепкой или убить шариковой ручкой. Один из моих коллег, навестивший Жюльена до меня, поспешил убраться восвояси, когда тот отказался от беседы. Даже не пытаясь настаивать, он тут же развернулся и ушел. И теперь, сидя напротив этого субъекта, я прекрасно понимал почему. Со мной Жюльен согласился увидеться. Он был в хорошем настроении.
Преступный путь Жюльена начался с самой обычной кражи со взломом. Мелкий хулиган проникает в пустой дом, но тут на пороге появляется хозяйка. Дом находится в нескольких кварталах от жилища его матери, а сама женщина – ее ровесница. Всем опрошенным мною серийным убийцам я задавал вопрос: не является ли это перемещенным матереубийством?[9] Здесь мы наблюдаем один важный аспект, к которому я еще вернусь.
Убив несчастную, Жюльен насилует ее извращенным способом, а затем принимается расспрашивать труп жертвы о преисподней. Однако ответы мертвой разочаровывают. Демонология – его хобби. Сатана, демоны, всемогущество лукавого – изо всей этой бесовской мешанины и возникают образы, подпитывающие его бред. Он натыкается на пожилую женщину, убивает ее, и скорее всего здесь имеет место то, что я называю «покоряющим опытом», – настолько привлекательным, что преступник будет вынужден повторить его. Обнаружив свою способность совершать такие действия, он испытывает удивление и наслаждение.
После первого убийства он ускользает от правосудия.
Жюльен был знаком с пожилым господином, которого в каком-то смысле считал дедушкой. Несомненно, это был единственный в мире близкий ему человек. Как-то раз они вдвоем играют в карты, Жюльен хватает железный прут и убивает старика. Затем убийца отрезает жертве голову и ставит ее на этажерку. Некоторое время спустя он кладет голову в рюкзак и отправляется на прогулку. И по сей день описанная Жюльеном сцена, как он с приятелями болтает в спортбаре, а отрезанная голова покоится в его рюкзаке, представляется мне жуткой и совершенно противоестественной. В противоположность черепу из «Гамлета», голова в данном случае вовсе не метафора. Она настоящая, и Жюльен с ней разговаривает. Он действительно расспрашивает голову о потустороннем мире и видит, как она моргает глазами. И снова он не получает ожидаемых ответов.
Я уже успел не раз покрыться холодным потом от рассказов о его преступлениях, когда Жюльен перешел к особенно омерзительному эпизоду. У него был любимый кот. Убив животное, Жюльен извлек внутренности и поместил их в стеклянный шар. Впоследствии, чувствуя, что «демонические» силы иссякают, то есть ощущая опасность перехода к добру и собственного очеловечивания, он поспешно набрасывался на эту смесь и вдыхал запах, словно в попытке освежиться. Едва ему начинало казаться, что он становится «как другие», Жюльен шел в первую попавшуюся церковь и плевал на Христа. Все средства влить в себя глоток бесчеловечности были для него хороши. В этих тошнотворных испарениях он дышал всемогуществом.
Чем дольше я слушал его, тем больше приходил в изнеможение. Причина была не столько в самих фактах, ведь мне и раньше доводилось сталкиваться с гнусностями, на которые способен человек. Дело в том, что мой ужас от этих рассказов вызывал у него ликование, какую-то омерзительную радость. Осознание этого переполняло меня леденящим страхом. Казалось, будто Жюльен прикасается ко мне, демонстрируя, что для зла не существует преград. Единственное, что сдерживало безумного убийцу, – это четыре стены, в которых я был заперт вместе с ним. Лишь они мешали ему причинить зло людям. Сегодня я ничего не смогу сказать ни о внешности Жюльена, ни о чертах его лица. Ужас, который я испытал, слушая его исповедь, стер все прочие впечатления. Единственное воспоминание о той встрече – то, как он наслаждался моим безумным страхом. Складывалось ощущение, что передо мной демоническое создание, существующее вне каких бы то ни было норм. Во всяком случае, вне моих норм. Он обитает в ином мире, чем мы. Его мир наполняют отрубленные головы, брызжущая кровь, дьявол и трупные запахи.
Описываемые им подробности были невыносимыми. Чтобы ожесточиться, Жюльен занимался своеобразной работой над собой. И это еще мягко сказано. Он пытался искоренить в себе всякий росток человечности – такое определение будет более правильным. По сути дела, он стремился к обезличиванию и обезжизниванию. Эти процессы, будучи однажды запущенными, уже не прекращали в нем свою разрушительную работу. Таким был его способ обозначить: «Я не сошел с ума, но сам решил, что больше не являюсь человеком». Казалось, мое нарастающее плохое самочувствие укрепляло его веру в собственные силы. Мне уже доводилось слышать рассказы о жестоких преступлениях от тех, кто их совершил, но такой восторг при виде моего испуга был чем-то новым. Даже в клинике, специализирующейся на лечении серьезных психопатологий, мне никогда не приходилось сталкиваться с подобным поведением. Индивидуумы с крайне извращенным сознанием не реагируют так открыто, если только их патология не связана с множеством сопутствующих психозов и извращений. Позже я подробно остановлюсь на этих клинических определениях, мало знакомых неспециалистам.
Выйдя из этого противостояния, я был ошеломлен, опустошен и испытывал приступы тошноты. Тюрьму я покинул со стойким, буквально физическим ощущением того, что пообщался с дьяволом во плоти. У меня была острая потребность разделить с кем-то свой страх и прийти в себя.
Я поспешил к телефонной будке: мобильная связь тогда не была распространена. Позвонив нескольким друзьям, я сообщил им: «Только что я видел дьявола!» Я был совершенно сломлен.
Впервые у меня было ощущение, что я теряю жизненные силы, находясь рядом с больным, который старается меня их лишить. Жюльен пребывал во власти полного безумия и в то же время прекрасно контролировал взаимодействие со мной. Можно быть профессионалом, проведя экспертизу сотен преступников, но все равно есть две или три вещи, которые навсегда оставят след в вашей памяти. Это не обязательно будут самые жестокие эпизоды. Ими могут оказаться ситуации, в которых вы почувствуете собственное бессилие, когда столкновение с немыслимым затронет вас особенно глубоко. Не могу сказать, будет ли Жюльен преследовать меня до самой моей смерти, но знаю наверняка, что тогда случилось нечто вроде переломного момента. Похоже, и для меня настало время сделать малоприятное открытие. Что-то вдруг произошло с моим оптимизмом и уверенностью в разумности человеческого существования. Я по-прежнему считаю, что зло не всегда берет верх над добром, однако пережитый опыт изменил мой взгляд на человека. Вызвал ли у меня этот опыт сильнейшее желание узнать больше, выйти за рамки имеющихся знаний в психиатрии, понять, как было создано такое существо? Без сомнения.