1. Райчандбхай[48]

В конце предыдущей главы я упомянул, что вода в бомбейской гавани была неспокойной, а это случается нередко в Аравийском море в июне и июле. Сильная качка сопровождала нас на протяжении всего пути от Адена. Многие пассажиры слегли с морской болезнью, и лишь я один оставался в прекрасной форме и часто выходил на палубу полюбоваться величественными волнами и послушать плеск воды. За завтраком собирались еще два-три человека, которые ели свой порридж. Тарелки они аккуратно поставили на колени, чтобы не опрокинуть.

Морской шторм был для меня символом душевной бури. И хотя он не пугал меня, думаю, на моем лице все же отразилось некоторое беспокойство. Мне предстояло вскоре столкнуться с кастовой проблемой. Кроме того, терзали мысли о начале моей профессиональной деятельности. И еще: поскольку я считал себя реформатором, я много раздумывал, как приступить к некоторым из намеченных реформ. Но меня ожидало даже больше испытаний, чем я мог предположить.

Старший брат приехал в порт встречать меня. Он уже успел познакомиться с доктором Мехтой и его старшим братом. Поскольку же доктор Мехта настаивал, чтобы я остановился в его доме, туда мы и отправились. Вот так начатые в Англии отношения продолжились в Индии, а затем перешли в прочную дружбу между двумя семьями.

Я жаждал поскорее встретиться с мамой. Мне еще не было известно, что я никогда больше не обниму ее. Печальную новость сообщили мне только теперь, и я совершил нужные омовения. Брат намеренно держал меня в неведении, пока я находился в Англии. Он не хотел, чтобы я перенес такой страшный удар вдали от родины. И все равно эта новость стала для меня чудовищным потрясением. Но я не стану слишком подробно описывать это. Скажу только, что мое горе было даже глубже, чем после смерти отца. Многие надежды, которые я лелеял, оказались разбитыми. Впрочем, я помню, что не позволил себе впасть в полное отчаяние. Смог даже сдержать слезы и продолжал жить, словно ничего не произошло.

Доктор Мехта представил меня нескольким своим друзьям и брату Шри Ревашанкару Джагдживану, с которым меня впоследствии связала долгая дружба. Однако мне следует особо отметить и другое знакомство — с поэтом Райчандом, или Раджчандрой, зятем старшего брата доктора Мехты и партнером в ювелирной фирме, носившей имя Ревашанкара Джагдживана. Тогда Райчанду было еще не больше двадцати пяти лет, но первая же встреча с ним убедила меня, что это был человек, отличавшийся сильным характером и поразительной образованностью. Его называли шатавадхани (то есть человеком, способным запоминать сотни вещей сразу или следить за ними одновременно), и доктор Мехта рекомендовал мне лично убедиться в потрясающих свойствах памяти Райчандбхая. Я предложил ряд слов из всех европейских языков, что я знал, и попросил поэта повторить слова. Он повторил их, точно соблюдая тот порядок, в котором я их назвал. Я не мог не позавидовать его дару, но не он очаровал меня, а то, что я открыл позже. Это были его обширные знания священных книг, его чистая натура и горячее желание как можно полнее реализовать себя. Я не сразу догадался, что самореализация была для него смыслом всего. Ради нее он и жил. Он постоянно повторял строки Муктананда[49], словно те остались навсегда вырезанными в его сердце:

Коммерческие операции Райчандбхая приносили сотни тысяч рупий. Он был подлинным знатоком жемчуга и бриллиантов. Даже самая запутанная деловая проблема не представляла для него никакой сложности. Но не это было главным в его жизни. В центре нее находилось желание лицом к лицу встретиться с Богом. Среди многочисленных вещей на его рабочем столе всегда лежали религиозные книги и дневник. Многие из опубликованных им сочинений были изначально написаны именно в дневнике. Человек, который сразу же по завершении переговоров о крупной сделке принимался писать о таинствах духа, едва ли мог считаться коммерсантом. Он был слишком сосредоточен на поисках истины, и я часто видел сам, как он полностью погружался в эти поиски, когда ему следовало заниматься делами. Однако ничто не могло вывести его из равновесия. Нас не связывали ни деловые, ни какие-либо иные эгоистические отношения, но я все же наслаждался дружбой с ним. Тогда я был всего лишь адвокатом без практики, и тем не менее, когда бы мы ни встретились, он беседовал со мной на серьезные религиозные темы. Хотя я лишь нащупывал свой путь в жизни и религия меня еще не интересовала так сильно, как сейчас, я увлеченно слушал его рассуждения. Позднее я познакомился со многими выдающимися религиозными деятелями и наставниками и должен отметить, что ни один из них не произвел на меня столь глубокого впечатления, как Райчандбхай. Его слова проникали прямо в мою душу. Могучий интеллект этого человека, его нравственность тронули меня, и я понял, что он никогда не собьет меня с пути истинного и будет продолжать доверять мне свои самые сокровенные мысли. Впредь в моменты духовных кризисов он стал для меня опорой и защитником.

И все же, несмотря на такую высокую оценку его способностей, я не смог поместить Райчандбхая в свое сердце в качестве гуру[50]. Это место все еще свободно, и мои поиски продолжаются.

Я верю в индусскую теорию о гуру и его значение в духовном росте каждого. Я считаю, что здесь есть крупица правды: подлинное познание невозможно без гуру. Посредственный наставник терпим в делах мирских, но не в духовных. Только совершенный во всем гнани[51] заслуживает называться гуру. Следовательно, человек должен находиться в состоянии бесконечного поиска совершенства. Каждый получает такого гуру, какого заслуживает. И бесконечные поиски совершенства — право каждого. Эти поиски и есть награда. Все остальное — в руках Божьих.

Хотя я так и не смог сделать Райчандбхая своим гуру, мы с вами увидим, как часто он становился моим духовным поводырем и помощником. Три современника повлияли на мою жизнь: Райчандбхай — через непосредственное общение со мной, Толстой — через книгу «Царство Божие внутри вас» и Рёскин[52] — через свое сочинение «Последнему, что и первому». Но всему свое время, и мы вернемся к этой теме позже.

2. Как я начал новую жизнь

Мой старший брат возлагал на меня большие надежды. Он хотел богатства, известности и славы. Он был человеком великодушным и необычайно добрым. Эти качества вместе с простотой характера привлекали к нему множество друзей, и именно с их помощью он рассчитывал обеспечить меня клиентурой. Он также верил, что у меня будет большая практика, и, полагаясь на это, позволил себе увеличить наши расходы. Он действительно приложил все усилия для того, чтобы подготовить почву для моей практики.

Буря, потрясшая касту после моего отъезда за границу, все еще бушевала. Она разделила представителей касты на два лагеря: одни решили немедленно принять меня обратно, другие отказывались. Чтобы удовлетворить первых, мой брат, прежде чем мы вернулись в Раджкот, отвез меня в Насик, где я совершил омовение в священной реке; по приезде же в Раджкот он устроил для представителей касты ужин. Мне все это не слишком понравилось. Однако любовь брата была столь велика, а моя привязанность к нему столь прочна, что я не мог не выполнить его желаний, которые были законом для меня. Проблема с возвращением в касту, таким образом, решилась.

Я не искал прощения отвергнувших меня, но и не испытывал никакой обиды. Многие из них продолжали относиться ко мне с неприязнью, но я тщательно избегал любых поступков, способных оскорбить их чувства. Я уважал кастовые правила об изгнании. Согласно им, никто из моих родственников, включая тестя, тещу и даже свояченицу и зятя, не могли принимать меня. Даже пить воду в их доме мне строго запрещалось. Они были готовы украдкой нарушить запрет, но я сам не хотел украдкой делать то, чего не мог делать открыто.