Лодка была около семи футов длиной и почти круглой формы. Лесли поспешил разъяснить – на случай если я это сочту за дефект ручной работы, – что доски были коротковаты, и такое объяснение меня совершенно удовлетворило. Это ведь могло постичь кого угодно. Я убежденно заявил, что форма для лодки идеальная, и я на самом деле так думал. Не тоненькая, прилизанная, хищная на вид, как все, а пухленькая, благодушная, успокаивающая своей округлостью. Она мне напоминала незатейливого навозного жука, к каковым существам я питал большую слабость. Лесли, тронутый моим искренним восхищением, посетовал, что ему пришлось сделать днище плоским, поскольку, по разным техническим причинам, так будет безопаснее. На это я сказал, что плоское для меня в самый раз, ведь тогда можно ставить склянки с образцами на дно лодки без риска, что они перевернутся. Лесли спросил, нравится ли мне цвет, у него на этот счет были сомнения. По мне, так с цветом он абсолютно угадал, и этот последний штрих довершил уникальное творение. Внутри зелено-белая, а выпирающие бока со вкусом отделаны белыми, черными и ярко-оранжевыми полосками. Вполне художественно и уютно. Лесли показал мне длинную гладкую кипарисовую мачту со словами, что поставить ее можно только после того, как лодка будет спущена на воду. Я с энтузиазмом предложил сделать это прямо сейчас. Лесли, приверженец четкой процедуры, возразил, что нельзя спускать на воду безымянное судно. Ты уже придумал имя? Это была непростая задачка, и вся семья пришла мне на помощь. Они обступили лодку, как такой огромный цветок, и напрягли мозги.
– Почему бы ее не назвать «Веселый Роджер»? – предложила Марго.
Я с презрением отверг этот вариант, объяснив, что имя должно быть
– «Арбакл»? – задумчиво произнесла мать[9].
Тоже не подошло. На Арбакла моя яхта была нисколько не похожа.
– Назови ее «Ковчег», – сказал Лесли, но я помотал головой.
Все в молчании смотрели на лодку. И вдруг меня осенило. «Жиртрест»!
– Очень хорошо, дорогой, – одобрила мать.
– А может, «Пердимонокль»? – подал голос Ларри.
– Ларри! – возмутилась мать. – Не учи мальчика подобным вещам.
Я покрутил в голове его предложение. Имя необычное, как, впрочем, и мое. Оба вполне передают форму и внутреннюю сущность лодки. После долгих раздумий я принял решение. Черной краской я старательно вывел на корпусе крупными, подтекающими буквами новое имя: «ЖИРТРЕСТ-ПЕРДИМОНОКЛЬ». То, что нужно. Имя не только необычное, но еще и аристократическое, двойное. Чтобы мать расслабилась, пришлось ей пообещать, что в разговорах с посторонними я буду называть лодку исключительно «Жиртрестом». После того как с именем разобрались, пришло время спускать ее на воду. Совместными усилиями Марго, Питер, Лесли и Ларри понесли ее к причалу, а мы с матерью шли за ними с мачтой и бутылкой вина, чтобы освятить яхту по всем правилам. В конце причала носильщики остановились, шатаясь от изнеможения, пока я безуспешно пытался выдернуть пробку из бутылки.
– Что ты столько возишься? – возмутился Ларри. – Поторопись ты, Христа ради! Я тебе не судоподъемный эллинг.
Наконец пробку удалось вытащить, и я четким голосом объявил: мол, нарекаю сей корабль именем «Жиртрест-Пердимонокль». После чего разбил бутылку об широкую корму, но не очень удачно, так как половина белого вина вылилась Ларри на голову.
– Разуй глаза! – взвился он. – Мы кого спускаем на воду, ее или меня?
Но вот отчаянным усилием они сбросили ее с причала, лодка шлепнулась с таким грохотом, словно прогремел пушечный выстрел, брызги разлетелись во все стороны, и наконец она твердо и уверенно закачалась на волнах. Мне показалось, что она слегка кренится на правый борт, но я это отнес за счет вина, а не технических просчетов.
– Так! – сказал Лесли тоном командира. – Будем ставить мачту… Марго, держи нос лодки… так… Питер, ты отвечаешь за корму… а мы с Ларри передадим вам мачту… вам нужно только вставить ее в этот паз.
Марго легла на живот и придерживала нос в устойчивом положении, пока Питер перескочил на корму и широко расставил ноги в ожидании мачты, которую Ларри и Лесли уже держали наготове.
– Лес, по-моему, мачта длинновата, – сказал Ларри, критически ее оглядывая.
– Ерунда! Когда вставим, будет в самый раз, – отмахнулся Лесли. – Питер, ты готов?
Питер кивнул, подобрался, обхватил мачту обеими руками и вставил ее в паз. Он отступил на шаг, отряхнул руки, и в следующую секунду «Жиртрест-Пердимонокль» со скоростью, удивительной для такой объемистой посудины, перевернулся. И Питер в своем единственном приличном костюме, надетом по случаю моего дня рождения, без всякого всплеска исчез в пучине морской. На поверхности остались только его шляпа, мачта да сама лодка оранжевым дном вверх.