Впрочем, судя по всему, эти двое или на грани расставания, или в ссоре. Друг на друга практически не смотрят, перебрасываются фразами исключительно по делу. Леха мешает ложкой суп, я цежу чай мелкими глотками, стараюсь не пялиться на него слишком откровенно.

Больше слова отца меня не смешат. Спецназ полиции, надо же. Руки — как три моих в толщину. Но и взгляд стал каким-то… тяжелым, заостренным, если можно так выразиться. Сосредоточенный, хотя мы просто сидим и кушаем, никакой беды не происходит.

Раньше он много смеялся. У него тоже было непростое детство, и за частыми улыбками он прятал постоянное напряжение. Что ж, заметно, что в юморе он больше не нуждается. Совсем.

В то время меня подкупало, что он шутил в том числе над моей внешностью, но беззлобно. Он озвучивал вслух то, что думали остальные, и от этого становилось легко, как будто он не пытался делать вид, что проблемы не существует, и меня вместе с ней.

— А что за шутка про то, что мы будем жить втроем? — спрашиваю, бросая взгляд на его девушку. — Кажется, кто-то вынес сор из избы, — и вывалил его на меня — добавляю мысленно.

— Не обращай внимания, Рита, просто у кого-то чувство юмора отсутствует напрочь, — Ника закатывает глаза.

— Ты же сама вчера начала этот разговор, нет? — приподнимает он брови и ядовито улыбается. В его взгляде, мимике нет и капли любви или нежности. Мне кажется, она ему совершенно не подходит. Вот блин. Делаю усилие, чтобы забить свою детскую обидчивую ревность в угол. Он взрослый мужчина, у меня нет на него прав. И никогда не было.

Ника сверкает на него глазами и поджимает губы. Отворачивается. Мне хочется убраться отсюда подальше.

— Это не смешно, — говорит она колко. — Тем более при гостях.

— Смешно, — повторяет он. — Шведская, блин, семья. Я тебе это не скоро забуду, — чеканит слова.

— Ладно, прости меня, — она протягивает ему мизинец, немало удивляя меня. Он кивает, после чего она обнимает его со спины и целует в щеку. Милый жест, но он полностью его игнорирует, я бы даже сказала — терпит.

Наступает моя очередь отвести глаза.

Через пару часов, когда этот неудобный обед с последующим чаепитием, — в течение которого Ника разве что ему на колени не залезла, демонстрируя, что я нахожусь на ее территории, где мне не рады, — заканчивается, и я начинаю собираться на выход. Чувствую себя слегка расстроенной и разочарованной: нам так и не удалось поговорить. Самый приятный момент был на улице, когда мы искренне улыбнулись друг другу.

— Вы сейчас где-то на правом живете? — спрашивает Леха.

— Да, на Аэрокосе. Не подскажешь, на каком маршруте можно добраться? «Тройка» все еще считается экскурсионным? — мне становится тепло от внезапно всплывшей в памяти информации. — Я сюда на такси добралась, но хочу покататься по городу, делать все равно нечего. За последние пять лет здесь все изменилось, особенно разительно после Универсиады.

— Новый мост построили. Видела? — интересуется Леха и рассказывает, где именно, я киваю.

— Только на фотографиях.

— Поехали, прокатимся? Я тебя подброшу.

— О, с радостью! — потом обрываю себя: — Если у вас нет других планов, конечно.

— У меня — нет, — говорит он, — только переоденусь.