— Тело сегодня переправят в морг, — продолжил хирург. — Когда его вскроют и осмотрят патологоанатомы и следователь, нужно, чтобы кто-то забрал труп.

— Я об этом позабочусь, — ответил я.

Когда я вышел из здания горбольницы, телефон снова мерзко задилинчал. Я взял трубку.

— Нехорошо так бросать телефон, когда тебе звонят уважаемые люди, — угрожающие проговорил Мамикон.

— Ты убил Кулыма, — сказал я. — Оставил мою невесту без самого дорогого для нее человека. Тут тебя уважать не за что.

Когда я произнес эти слова, то сам удивился страху, проклюнувшемуся у меня в душе. Я редко чего-то боюсь. Вернее, могу держать свой страх в узде. Я не боюсь бандитов. Не боюсь наемных убийц и влиятельных авторитетов. Я не боюсь милиции, следователей, которые могут пришить мне уголовку, если захотят.

Однако сейчас я испугался. Испугался того, что именно мне придется сообщить Марине о смерти ее дедушки. Я испугался ужаса, который возникнет у нее в душе в этот момент. Испугался ее слез. Одна только мысль о том, что она будет чувствовать, когда узнает о смерти своего дедушки, выворачивала меня наизнанку. Но вместе со страхом родилось и другое чувство — холодная жажда отомстить.

— Извини, — Мамикон изобразил удивление. — Ничего личного. Просто, как говорят в американском кино, бизнес.

— Ты заплатишь за это, Мамикон.

Я сказал это совершенно ровным, даже будничным тоном. Сказал так, будто смерть Мамикона Кесояна — свершившийся факт.

— О нашем с тобой маленьком конфликте я и хочу поговорить, — сказал Мамикон. — В последние несколько суток мы подложили друг другу достаточно свиней. Достаточно потрепали друг другу нервы. Хватит. Ты прикончил моих людей, попортил мои машины и шантажировал меня. В ответ получил смерть Кулыма, оказавшегося твоим другом. Хотя скажем прямо, он тоже был не без греха. Мне кажется, достаточно насилия. Установим статус-кво. Заморозим наш конфликт. Я хочу рулить в городе и не переживать, что некто Виктор Летов, станет точить на меня зуб. А урок я уже усвоил. Тебя лучше не трогать.

— Чего ты хочешь? — Спросил я.

— Ты не мстишь мне за смерть Кулыма, отдаешь Сиплого с его записями, а взамен я не трогаю тебя. Прощаю поручу моего имущества и смерть моих людей. Думаю — это справедливая сделка.

— Я тебе не верю, — сказала я.

— И вот тут я предлагаю встретиться. Чтобы ты убедился в моих добрых намерениях, ну и обсудить заодно нюансы сделки лично.

— Завтра, — помолчав несколько мгновений, ответил я. — Утром. Заброшенный армавирский бетонзавод за городом. Семь часов ровно.

Проговорив это, я тут же отключился. Спустившись по ступеням больницы, медленно пошел к стоянке.

Времени заходило уже пять вечера. Летная жара мало помалу спадала. Небо, в полдень белое от лучей яркого солнца, теперь становилось все более синим. Оно словно бы остывало, как это делает раскаленный добела металл.

Совсем недавно во дворе больницы стоял переполох. Раненного Кулыма срочно госпитализировали. Теперь же здесь было тихо. Только автомобильный поток мерно гудел на дороге, за стоянкой, да ветер шумел в кронах высоких древних берез, растущих у границ больничной парковки.

Я направился к мерседесу, который наскоро бросил чуть не посреди стоянки. Изрешеченный пулями, он будто бы ждал, какой еще удар нанесет ему судьба. Я уже знал какой.