— Завалить его? — Спросил он неуверенно.

— Ну а че нам остается? Малой попалился со всех сторон. Ладно б он сукой не оказался, отсидел бы себе положенное, мы б и слова не сказали. Но раз стукач…

— Кулым, правда, разозлится, станет на нас орать, но я думаю, хер он решится выйти против троих разом. Более того, на него Михалыч наседает, — проговорил Слива. — Может, через Михалыча и продавим Кулыму афганку?

— На кой черт нам нужен Кулым? — Сказал вдруг Седой. — Старик уже все. Сдавать начинает. За собственным родственником не может уследить, что мы дерьмо за ним должны убирать теперь. Короче, мы сами, без него с наркотой дело запустим. И пусть только вякнет. А крестника его замочим на всякий пожарный, чтобы рот не разевал.

Аккурат, когда Седой закончил, дверь в парную отворилась, и внутрь с визгом забежали несколько молоденьких и полностью обнаженных валютных проституток. Авторитеты, с рыком и смехом принялись ловить девушек, сажать себе на колени, лапать. Предбанник заполнился веселым гоготом мужиков и звонким женским ржанием.

В полдень следующего дня меня ждали в больнице, на перевязке. Гоша не слабо распорол мне руку и перед задержанием, в больнице пришлось наложить четыре шва и повязку.

В тот раз, как только врач закончил, за меня взялась вредная медсестра, которой постоянно было что-то не так: то сижу я неправильно, то руку держу низко, то ворочаюсь на стуле, не даю ей наложить повязку как надо.

Я успешно терпел эту женщину, пока она окончательно не стала наглеть:

— Сколько можно крутиться? — Злобно сказала немолодая уже медсестра, лениво работая рубками. — У вас повязка сползает!

— Она сползает, потому что вы ее слабо накладываете, — заметил я.

— Да что вы?! Мож сами тогда? А я тут так, в сторонке постою?

Я обдал ее ледяным взглядом, и женщина даже замерла. В тускловатых ее глазах блеснул страх.

Вырвав бинт из ее полных пальцев, я рукой и зубами с хрустом разорвал конец его на две ленты, с трудом перетянул предплечье и завязал. Затянул, держа конец бинта в зубах.

Женщина смотрела на меня удивленно и даже как-то возмущенно. Я глянул на нее исподлобья и вышел.

Сегодня, когда я возвращался в больницу, на новую перевязку, одна только мысль об этой медсестре делала мерзкое настроение еще хуже.

Гоша и так внес в мои платы серьезные коррективы и доставил лишних проблем, а тут еще и медсестра выделывается.

Тем не менее, делать было нечего. Порез все еще иногда сочился сукровицей, и к обеду сквозь повязку проступило красное пятно. Потому я хотел просто как можно скорее расправится с этим делом и приступить к следующему: пойти к Шнепперсону. Вечером же меня ждала ночная смена.

В больнице я порывался пойти на третий этаж к хирургу, но женщина из регистратуры отправила меня в процедурную на первом.

— Здравствуйте? — Заглянул я в процедурную — небольшое помещение, вымощенное плиткой неприятного сине-зелено-бледного цвета. — Есть кто?

Когда я без стеснения вошел, в нос почти сразу ударил едкий запах спирта, хлорки и еще чего-то лекарственно-мерзкого.