— Да. Пойду возьму еще.

— Я присоединюсь к тебе, — говорит она, встает и обходит стол.

Сегодня вечером собирается интересная компания, состоящая из профессоров и друзей Гарретта, не принадлежащих к академическому миру. Поначалу было немного неловко пытаться объединить группу людей, которые не так уж хорошо знают друг друга, но выпивка льется рекой, и, возможно, сейчас я слишком пьян, чтобы обращать на это внимание.

— Это большая редкость, — говорит Триша, глядя на меня, пока мы идем к бару. — Видеть тебя здесь в выходные. Да и вообще видеть тебя.

— Я живу в Бостоне. Там находится офис моей фирмы. Трудно выкроить время.

— Понимаю. Я и сама большую часть времени отсиживаюсь в математическом корпусе.

— Я бы спросил о твоей работе, но…

Она смеется.

— Пожалуйста, не надо. Ради всего святого, давай поговорим о чем-нибудь другом.

Подходит бармен, и я прошу еще одну порцию. Он кивает, давая понять, что понял, но на это у него уйдет какое-то время. Заведение переполнено, и в данный момент он единственный бармен.

— Так у тебя есть семья? Жена? — спрашивает она, сосредоточив свое внимание на барной стойке и нервно теребя салфетку. Она пытается придать своему вопросу беззаботный вид, но складывается впечатление, что ей пришлось набраться смелости, чтобы задать его.

— Нет ни того ни другого.

— Девушка?

Я качаю головой, впервые осознавая, что Триша заинтересована во мне.

Господи, неужели я настолько туп? Или немного пьян и очень рассеян…

Я часто думаю об Эмелии. На самом деле, всегда.

Наш разговор в моем офисе во вторник проходит не так, как мне хотелось бы. Я прокручиваю в голове каждый момент и пытаюсь рассуждать, правильно ли я поступаю. Когда мои студенты подошли ко мне перед лекцией и объяснили увиденное, я вышел из себя. Подобные обвинения могут привести к краху карьеры. Я не могу оставить это без внимания.

Понимаю, что фотография является не более чем неудачной шуткой. Я думаю, что, даже если бы информация об этом просочилась, администрация Дартмута отнеслась бы ко мне с пониманием и списала бы это на оплошность двух студентов, но я не могу быть уверен.

По крайней мере, они должны разобраться в этом. Есть вероятность, что они начнут официальное расследование, чтобы убедиться, что делают все возможное для защиты уязвимых студентов, и тогда это оставило бы меня на милость мельницы слухов. Слухи бы распространились, а подобные обвинения никогда не могут быть полностью стерты из общественной памяти. От одной мысли об этом у меня закипает кровь.

Эмелия должна знать, насколько это глупо. И должна понимать, что у меня нет выбора, когда речь идет о наказании. Это первый проступок ее подруги, но третий Эмелии.