Когда он не двигается, я начинаю обходить его, и он смеется.

— В чем проблема, чувак? Останься. Повеселись с нами.

Я не оборачиваюсь.

— Ночь только начинается!

Его крики остаются без внимания.

Мое кровяное давление сразу же падает, как только я вывожу Эмелию на свежий осенний воздух. Без громкой музыки я могу мыслить более ясно. Разворачиваю ее лицом к себе и беру за подбородок. Ее веки опущены и выглядят усталыми, но она не под кайфом.

— Александр давал тебе что-нибудь?

Черты ее лица искажаются в замешательстве.

— Выпить? — спрашивает она. — Да.

— Нет. Он давал порошок, таблетки? Наркотики, Эмелия.

Даже в пьяном состоянии мой вопрос настораживает ее.

— Нет, — настаивает она. — Ничего.

Почувствовав облегчение, отпускаю ее, затем беру за руку чуть выше бицепса и мягко направляю к машине. Мне повезло, что она все еще там, и без штрафа.

— Сюда, — говорю я, помогая ей опуститься на пассажирское сиденье и стараясь защитить ее голову. Надежно пристегиваю ее, затем обхожу машину спереди. К тому времени, как сажусь, ее глаза уже закрыты.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю я, заводя машину.

— Устала, — тихо говорит она.

— А как желудок?

— Все в порядке, — обещает она, не открывая глаз.

Протягиваю руку, чтобы коснуться внутренней стороны ее запястья. Не знаю, зачем я это делаю. Я не врач и не знаю, что ищу, но чувствую себя лучше, когда она в моих руках. Мне нравится считать ее пульс и знать, что с ней все в порядке.

Она не шевелится, когда я вливаюсь в поток машин и еду домой. Когда подъезжаю к дому, ее голова откидывается в сторону, и я понимаю, что она без сознания. После того как припарковался, я не бужу ее. Расстегиваю ремень безопасности и заношу в дом, следя за каждым ее вздохом.