Глава 20

Эмелия

После того как в субботу вечером профессор Барклай подвозит меня домой, я много плачу. Почему-то слезы не перестают течь, бесконечный поток, рожденный из реки горя, которая, как я думала, давно пересохла.

Такая запутанная какофония чувств, что невозможно разобрать происходящее на отдельные, отчетливые проблемы. Мой гнев по отношению к Эммету выливается в то, что я снова оплакиваю потерю своей матери. Извращенное беспокойство по поводу его слов только запутывает и расстраивает меня еще больше. И конечно же, печаль по поводу прекращения моих зарождающихся отношений с Александром. Представляю, как его ранила моя перепалка с Эмметом, свидетелем которой он стал, и, хотя не я начала драку, я определенно вела себя не лучшим образом. Правду нужно было сказать, но ее можно было бы раскрыть и более деликатно. Полагаю, что они больше не хотят иметь со мной ничего общего, и что касается Эммета, то меня это устраивает, но не с Александром. Мне очень хотелось найти в нем друга.

Воскресенье — один из самых одиноких дней в моей жизни. Я заставляю себя встать с кровати. Одеваюсь, умываюсь и выхожу в город. Гуляю и пью кофе, а когда возвращаюсь в квартиру, то совершаю ритуал приготовления вкусного позднего обеда. Съедаю половину того, что на тарелке, но больше не могу проглотить.

И тогда я думаю о профессоре Барклае.

Он постоянно в моих мыслях, несмотря ни на что. Мне следовало бы чувствовать себя неловко из-за вчерашнего вечера, но я не чувствую. Какие бы странности ни происходили между нами, они затмеваются воспоминаниями о его прикосновениях в коридоре, о его тоскующем взгляде, когда мы сидели вместе в его машине, и я умоляла его прекратить мои страдания.

«Я не могу», — сказал он.

Вот она.

Правда.

Какая бы сложная ситуация ни возникла между нами, по крайней мере, есть это.

В воскресенье вечером в дверь моей квартиры стучат. Я сажусь в постели и откладываю книгу, охваченная любопытством.