— Нет.

— На гавайском они называются хуакаипо.

Мне нравится, когда Матео рассказывает старые легенды коренных жителей, и я жалею, что мы не стоим на месте, что бы я могла сосредоточиться на нем, а не пытаться удержаться на ногах в скользкой грязи.

— На некоторых тропах на закате под звуки барабанов и гудение раковин следует армия призрачных воинов. Иногда их сопровождает бог или богиня и… Осторожно! — Он протягивает мне вторую руку, чтобы помочь спуститься по крутому уступу с поросшими мхом камнями, прежде чем продолжить. — Воины настолько священны и настолько святы, что на них нельзя смотреть. Поэтому, когда слышишь барабаны и раковины, то должен лечь на живот и закрыть глаза, пока они не пройдут.

Я неуклюже перешагиваю через поваленное дерево.

— А что будет, если на них смотреть?

— Если будешь смотреть на них, то услышишь, как один из них крикнет: «О-иа!» за секунду до того, как получишь копьем в живот.

— А если не смотреть?

— Тогда выживешь.

Я останавливаюсь, чтобы полюбоваться скоплением красных грибов, растущих на гнилом стволе дерева, и делаю пометку сфотографировать их на обратном пути.

— И это одна из тех троп, на которых видели марширующих воинов?

Матео кивает.

— Звучит, как очень странное место, чтобы взять ребенка для общения отца с сыном, — говорю я, пока он ведет меня через особенно узкий участок тропы.

У меня не самые теплые чувства к донору спермы Матео. Хотя, по правде говоря, я вообще плохо отношусь к родителям, основываясь на моем собственном блестящем примере.

— Да. Он сказал, что хуакаипо смогут доказать, что я биологически его.

Я перестаю идти, заставляя парня остановиться.

— Он сомневался в том, что ты его?

Его выражение лица жесткое, и я знаю, что гнев направлен не на меня, но, тем не менее, нахожу его пугающим.

— Он был не самого лучшего мнения о моей маме.

— Это нехорошо, — бормочу я про себя, и мы продолжаем путь.