Он вздрогнул.

— Отто Хенингер.

— Ваше имя?

— Адольф Эйхман.

Вокруг него воцарилась тишина. Он прервал ее.

— Я Адольф Эйхман, — повторил он. — Я знаю, что нахожусь в руках израильтян. Я также немного знаю иврит, я учился у раввина в Варшаве… — Он вспомнил несколько стихов из Библии и начал читать их, стараясь произносить ивритские слова правильно.

Больше никто не вымолвил ни слова.

Израильтяне ошеломленно уставились на него.

Иссер блуждал от одного кафе к другому. Был уже поздний вечер, когда он вошел в очередное кафе и рухнул в кресло лицом к двери. Внезапно он увидел у входа двух своих людей. И вскочил.

— Мы поймали его, — сказал Аарони, сияя. — Его опознали, и он признался, что он Адольф Эйхман.

Иссер пожал им руки, и они ушли. Теперь ему предстояло вернуться на вокзал, забрать свой чемодан и поселиться в новом отеле под новым именем, как будто он только что прибыл в Буэнос-Айрес. Ночной воздух был прохладным и свежим, и он решил прогуляться. Накануне он простудился, и у него была небольшая температура, но сейчас он чувствовал себя прекрасно. Иссер был в приподнятом настроении, он шел один в темноте, наслаждаясь прохладным ночным воздухом, — то чувство опьянения он не забудет никогда.

На следующий день у деревянного домика в кибуце Сде-Бокер остановилась машина. Худощавый мужчина в очках вышел из машины, показал охранникам свое удостоверение и вошел в кабинет Бен-Гуриона. Это был Яаков Кароз, ближайший помощник Иссера. «Меня послал Иссер, — сказал он. — Мы получили от него телеграмму. Эйхман в наших руках».

«Старик» молчал. Затем спросил: «Когда вернется Иссер? Он мне нужен».

Глядя на удрученные лица своих людей, Иссер понял, что само присутствие Эйхмана угнетало их. Теперь немецкий монстр был рядом с ними, отделенный лишь тонкой стеной, — это нервировало суровых бойцов и наполняло их отвращением. Они не могли привыкнуть караулить человека, который в их глазах был олицетворением Зла; для многих из них убийцей ближайших родственников — отцов, матерей, братьев и сестер, исчезнувших в крематориях. А заботиться об Эйхмане означало удовлетворять его потребности двадцать четыре часа в сутки. Они не могли дать ему бритву, поэтому побрили его сами; они не могли оставить его одного ни на секунду, чтобы пленник не покончил с собой; они должны были быть с ним, даже когда он справлял естественные надобности. Йегудит Ниссияху готовила и подавала Эйхману еду, но отказалась мыть посуду, из которой он ел. Омерзение переполняло ее. Цви Мальхин, сидя в углу, боролся с отвращением, рисуя наброски с Эйхмана на старом экземпляре «Путеводителя по Южной Америке». Охранники, которые менялись каждые двадцать четыре часа, были совершенно измотаны, и Иссер почувствовал, что должен дать каждому из них отпуск на один день. Пусть погуляют по Буэнос-Айресу, подумал он, попробуют на вкус шумную жизнь большого города и на несколько часов забудут об омерзительной реальности на «Базе».

Это будут десять самых длинных дней в их жизни — прятаться в чужой стране и жить в страхе перед малейшей ошибкой, которая может спровоцировать рейд полиции и международный скандал.

Эйхман сидел в пустой комнате без окон, днем и ночью освещенной одной-единственной лампочкой. Он был послушен и с готовностью выполнял указания охранников. Казалось, он смирился со своей судьбой. Единственным, кто с ним разговаривал, был Аарони, который допрашивал его о жизни до поимки. Эйхман ответил на все вопросы. Он сказал Аарони, что после поражения Германии в мае 1945 года стал выдавать себя за рядового люфтваффе Адольфа Карла Барта. Позднее выдавал себя за лейтенанта 22-й кавалерийской дивизии Ваффен-СС Отто Экмана и попал в лагерь для военнопленных. В конце того же года, когда его имя всплыло на Нюрнбергском процессе над высшими нацистскими бонзами, сбежал из лагеря. Скрывался до 1950 года в городе Целле в Нижней Саксонии под именем Отто Хенингера и в том же году бежал в Аргентину через Италию, используя один из маршрутов побега нацистских преступников.

Прошло девять лет с тех пор, как он сошел на берег Аргентины, одетый в белую рубашку, галстук-бабочку и зимнее пальто, в темных очках, с тонкими, как карандаш, усами. Он провел четыре месяца с друзьями в пансионе Юрмана в пригороде Буэнос-Айреса и еще четыре месяца в доме немецкого связного по имени Риппер. Только после этого он рискнул передвигаться в одиночку и уехал из Буэнос-Айреса в Тукуман, маленький городок примерно в тысяче километров от столицы. Там устроился на работу в Capri, малоизвестную строительную компанию, которая, по слухам, была организована для того, чтобы обеспечивать работой беглых нацистов.

4 апреля 1952 года Эйхман получил аргентинское удостоверение личности на имя Рикардо Клемента, родившегося в Италии, в городе Больцано, не состоящего в браке, механика по профессии.

Годом ранее, в начале 1951 года, Эйхман, используя вымышленное имя, отправил письмо своей жене в Австрию. Он сообщил ей, что «дядя ее детей, человек, которого она считала мертвым, на самом деле жив и здоров». Вероника Либль сразу узнала его почерк и сказала своим сыновьям, что дядя Рикардо, двоюродный брат их покойного отца, пригласил их присоединиться к нему в Аргентине.

Она получила подлинный паспорт для себя и детей. Секретная нацистская машина лихорадочно заработала и позаботилась о том, чтобы замести следы Вероники. Когда израильские секретные агенты наконец заполучили досье «Вера Либль» в австрийских архивах, они обнаружили пустую папку, содержимое которой будто испарилось.