— Вы уверены, что это Эйхман? — спросил он. — Как вы его опознали?
Удивленный Иссер ответил утвердительно. Он подробно изложил Бен-Гуриону все приметы, по которым был опознан Эйхман, и подчеркнул, что задержанный сам признался, что он — Адольф Эйхман. «Старик» не был полностью удовлетворен. Этого недостаточно, сказал он. Прежде чем санкционирует какие-либо дальнейшие шаги, он хотел бы, чтобы один или два человека, которые знали Эйхмана лично, встретились с ним и официально опознали его. Ему нужно быть уверенным на 100 %, а до этого он не вымолвит в правительстве ни слова об этой новости.
Иссер позвонил в свой кабинет и поручил сотрудникам найти людей, которые могли бы лично опознать Эйхмана. Они тут же отыскали двух израильтян, которые в прошлом встречались с Эйхманом. Их привели в камеру, где он содержался, они поговорили с ним и официально опознали его.
В полдень израильский посланник влетел в ресторан во Франкфурте и бросился к одному из столиков, где в одиночестве сидел седовласый мужчина, заметно нервничавший и напряженный.
— Герр Бауэр, — сказал он, — сейчас Адольф Эйхман в наших руках. Наши люди схватили его и привезли в Израиль. В любое время мы можем ожидать заявления премьер-министра в кнессете.
Бауэр, бледный и глубоко взволнованный, встал. Его руки дрожали. Человек, который дал Моссаду адрес Эйхмана в Аргентине, человек, без которого Эйхмана, скорее всего, никогда бы не поймали, больше не мог сдерживаться. Он расплакался, схватил израильтянина за плечо, обнял его и расцеловал.
16:00 — На пленарном заседании кнессета Бен-Гурион поднялся на трибуну. Твердым, ясным голосом он зачитал короткое заявление: «Я должен сообщить кнессету, что службы безопасности Израиля совсем недавно задержали одного из величайших нацистских преступников, Адольфа Эйхмана, который вместе с другими нацистскими лидерами был ответствен за то, что называлось „окончательным решением“ — уничтожение шести миллионов европейских евреев. Эйхман в настоящее время находится под арестом здесь, в Израиле. Вскоре он предстанет перед судом в Израиле в соответствии с законом о преступлениях нацистов и их пособников».
Слова Бен-Гуриона стали настоящим потрясением для присутствующих, которые, не сговариваясь, разразились оглушительными аплодисментами. Изумление и восхищение охватило кнессет, а затем и весь мир. В конце сессии кнессета со своего места за правительственной скамьей поднялся мужчина. Мало кто знал его в лицо или по имени. Это был Иссер Харель.
Суд над Адольфом Эйхманом начался в Иерусалиме 11 апреля 1961 года. Сто десять человек, переживших Холокост, были свидетелями обвинения. Некоторые никогда раньше не говорили о своем прошлом и теперь огласили свои жуткие истории. Все Государство Израиль не отходило от радиоприемников и с огромной болью и ужасом следило за трагедией, оживавшей в показаниях свидетелей. Казалось, весь еврейский народ отождествил себя с прокурором Гидеоном Хауснером, который обвинял нацистского преступника как представитель его 6 миллионов жертв.
15 декабря 1961 года Эйхман был приговорен к смертной казни. Его апелляция была отклонена Верховным судом, а президент Ицхак Бен-Цви отказал в помиловании. 31 мая 1962 года Адольфу Эйхману сообщили, что конец приближается. В своей камере осужденный написал несколько писем родным и выпил полбутылки красного вина «Кармель». Ближе к полуночи преподобный Халл, священник-нонконформист, вошел в камеру Эйхмана, как и в предшествующие вечера. «Сегодня я не буду обсуждать с вами Библию, — сказал ему Эйхман. — Я не могу терять время».
Священник ушел, но затем в камеру Эйхмана вошел неожиданный посетитель — Рафи Эйтан.
Посетитель стоял лицом к осужденному, одетому в светло-коричневую униформу заключенного. Эйтан ничего не сказал. Эйхман посмотрел на него и сказал по-немецки: «Я надеюсь, что ваша очередь придет после моей»[12].
Охранники провели Эйхмана в крошечную комнату, которая была превращена в камеру для казни. Его поставили на люк и накинули петлю на шею. Небольшая группа чиновников, журналистов и врача, которым было разрешено присутствовать на казни, услышали его последние слова, сказанные в нацистской традиции: «Мы встретимся снова… Я жил, веря в Бога… Я подчинялся законам войны и был верен своему флагу…»
Двое полицейских за ширмой одновременно нажали две кнопки, из которых только одна открывала люк. Ни один из них не знал, у кого кнопка была рабочей, поэтому имя того, кто казнил Эйхмана, осталось неизвестным. Эйтан не видел самой казни, но слышал глухой стук люка.
Тело Эйхмана было сожжено в алюминиевой печи в тюремном дворе. «К небу поднялся черный дым, — написал американской репортер. — Никто не проронил ни слова, но было невозможно не вспомнить о крематориях Освенцима…»
Незадолго до рассвета 1 июня 1962 года быстроходный катер израильской береговой охраны вышел за пределы территориальных вод Израиля. Двигатель был выключен, и, пока судно тихо дрейфовало, полицейский выбросил пепел Эйхмана в Средиземное море.
Ветер и волны развеяли останки человека, который двадцать лет назад весело заявил: «Я прыгну в могилу, смеясь, довольный тем, что уничтожил 6 миллионов евреев».
У смертного одра своей матери Цви Мальхин думал о своих убитых родственниках, сестре Фруме и ее маленьких детях, погибших во время Холокоста. Он наклонился к матери и прошептал ей: «Мама, я захватил Эйхмана. Фрума отомщена». — «Я знала, ты не забудешь сестру», — прошептала умирающая женщина.
7
Где Йоселе?