Выходим с увязавшимся за мной Кольцовым из гостиницы на Рамблас: у меня до встречи с моими подчинёнными на телефонной станции есть ещё два часа. Поворачиваем в сторону порта, к нам в десяти шагах приклеиваются два "птенца гнезда Шпигельглассова". Без них я- никуда. Вообще, после нападения германских диверсантов на наше посольство в Валенсии меры безопасности сильно ужесточены. Это видно хотя бы по Генеральному Консульству: большие фигурные окна особняка получили грубо свареные из толстого железа наличники, ажурная ограда забрана глухим деревянным забором, скрывающим от любопытных глаз что происходит в переднем дворике, во внутреннем- достроено бомбоубежище. На улице перед входом устроен настоящий блокпост: мешки с песком, ручной пулемёт, жандармы Женералитета, мрачно поглядывающие на патрули плоховооружённых ополченцев анархо-синдикалистов, неспешно обходящих территорию консульства.

Вообще-то, позавчера, только ступив в порту на землю Барселоны, я сразу почувствовал удивительные изменения, происшедшие в городе с прошлого ноября: исчезла революционная атмосфера. Исчез рабочий город, Барселона стала обычным испанским городом, ничем не отличающимся от той же Валенсии. До неузнаваемости изменился вид толпы: на Рамблас почти исчезла форма ополчения и синие комбинезоны, почти все одеты в красивые платья и костюмы. Владение частными автомобилями ещё не восстановлено, но на дорогах уже большинство машин управляются франтоватыми гражданскими. Фасады зданий лишились красно-чёрных транспарантов, в ноябре закрывающих первые два этажа любого центрального здания. С полок магазинов, бедных и запущеных, исчезли товары для ополченцев: военные фуражки, куртки на молнии, портупеи, ножи и фляжки. Вернулось привычное деление на бедных и богатых и магазины, этот барометр жизни, среагировали быстро- витрины засверкали деликатесами и богатой одеждой. В городе появилось огромное количество нищих, которые полностью отсутствовали в ноябре. Старые "вы" и "сеньор" заменили "ты" и "товарищ", а "буэнос диас" вытеснило "салют".

По улицам снуют офицеры новой Народной Армии в щегольских мундирах цвета хаки со стянутой талией, провожаемые равнодушными взглядами публики. Поток добровольцев полностью иссяк, правительство прибегло к мобилизации. И вообще интерес к войне сильно упал, а вчерашние торжества на площади Каталонии, по поводу взятия Сарагосы двадцать девятой дивизией Рауля-Рокоссовского, не смогли собрать и пары тысяч человек. Народ был больше озабочен нехваткой продовольствия и первую, по-настоящему, победу республиканской армии почти что не заметил. А, ведь, падение Сарагосы и дальнейшее продвижение наших войск на север вдоль реки Эбро создавало предпосылки к победе Республики в войне.

"Да, похоже, по разному видят эту победу правительство и профсоюзы. Все, кто побывал в Мадриде, говорят что обстановка там иная. Общая опасность порождала у мадридцев чувство локтя, сплачивала их. Толстяк, пожирающий перепелку на глазах у голодных детей, зрелище противное, но там, где рядом бьют пушки, встретить его почти невозможно"…

Под внешней безмятежной обстановкой тылового города явственно проступала ожесточённая политическая борьба и ненависть. Правительство Каталонии, состоящее из либералов, социалистов (с коммунистами) и анархо-синдикалистов (профсоюзы) лихорадило. Поговаривали и о некой третьей силе (троцкисты из ПОУМ? или даже о фашистах), которая совершает убийства активистов (коммунистов и анархистов), чтобы вызвать вооружённые столкновения не только в Барселоне, но и по всей стране. Эти убийства сопровождались многолюдными похоронами жертв и демонстрациями силы: вооружёнными караулами и траурными залпами. Правительство запоздало реагировало на эти события, часто очень неэффективно.

Одной из мер, коснувшейся моей работы, было постановление об учреждении республиканской службы радиослежения, в котором предписывалось всем иностранным посольствам сообщать о времени, месте и частотах радиопередач их радиостанций. Мера, призванная пресечь нелегальную разведывательную деятельность на территории республики. Ограничивалось и количество таких радиостанций на посольство- не больше трёх. В связи с этими новыми правилами, Шпигельгласс приказал мне сопровождать его в поездке в Барселону, чтобы навести порядок в использовании радиосредств в Генеральном консульстве и проверить работу нового "БеБо", прибывшего туда на днях. Сегодня, кроме того, как сообщил мне Шпигельгласс, намечалась встреча Антонова-Овсеенко и главы правительства Каталонии Компаниса, во время которой предполагался сеанс связи (посредством "БеБо") с Москвой с наркомом иностранных дел Максимом Литвиновым.

"Завод-то, судя по всему, начал клепать нашу секретку не по-детски, вон уже и в НКИДе завелась одна. Не думаю, что Сталин будет устраивать из своей комнаты связи проходной двор. Надеюсь и с качеством изготовления аппаратуры ситуация улучшится"…

— Погоди, сигарет куплю. — Бросает Кольцов, заметив по пути табачный магазин, украшенный вездесущей рекламой "Лаки Страйк".

Огромная очередь, в расположенную рядом табачную лавку, проводила хорошо одетого журналиста недоброжелательно- завистливыми взглядами. Весь табак в Испании выращивался на Канарских островах, которые сейчас захвачены Хунтой. В Республике его запасы давно исчерпаны, а закупать- не на что. Поэтому табачные лавки открываются лишь раз в неделю и, отстояв многочасовую очередь, ты можешь получить две пачки сигарет из нарезанного солодового корня за две песеты. Хотя, конечно, можешь и без очереди купить пачку "Лаки Страйк" за двадцать песет, как мой друг.

"Орджоникидзе умер"…

Сегодня в шесть утра ко мне в номер заглянул Николай Алымов, автомобильный инженер, попутчик с парохода "Краснодар", оставленный в Барселоне в составе группы специалистов, обследующих заводы города на предмет организации военного производства, и принёс это грустное известие. "Насколько я помню историю, он тогда застрелился".