Беснующийся народ хоть и не сразу, но все же кое-как притих. Видимо, сообразил, что просто так стрелять не будут. Наверное, человек в пышных одеждах на сторожевой башне хочет что-то им сказать. Может, даже очень важное… Постепенно восстановилась относительная тишина, лишь какая-то женщина продолжала причитать по своему Михасику.
– Люди!!! – рявкнул я во всю мощь легких, приложив ладони рупором ко рту. – Его княжья мосьц отправил подальше супругу свою и казну, а сам остается с преданными ему панами и жолнерами в замке, чтобы дать отпор злодею Хмельницкому! Отряды бунтовщиков уже на подходе к Лубнам! Они грабят, жгут, убивают! Пощады не дают никому! Князь будет держать оборону, сколько Бог даст, дожидаясь помощи! А вам он велит бежать и прятаться! По лесам, по буеракам… кто как может! Спасайте свои жизни, спасайте детей! Останетесь – бунтари всех вас вырежут, не поглядев ни на пол, ни на возраст! Бегите, люди! Бегите, пока не поздно! Вон он, Хмельницкий!!! – Я, испуганно охнув, вытянул руку, указывая пальцем куда-то вдаль.
Истошный многоголосый визг чуть не оглушил меня. Огромная толпа шарахнулась в разные стороны, давя друг друга.
«Записывай, Андрюха, еще один грех на душу. Прикинь, скольких сейчас растопчут!» – опять не утерпел голос.
«Уж лучше так, чем умирать на колу, – вздохнул я. – Или заживо вариться в котле, или терять кожу…»
Я знал, что Кривонос, не найдя князя в Лубнах, пришел в неистовство, последствия которого невозможно описать словами: человеческий язык слишком беден для этого. Да и не все может он описать… к счастью. Поскольку разум человеческий отказывается верить в реальность зверств, которые творились в тех местах летом 1648 года. Будто слетел по мановению волшебной палочки тонкий слой цивилизации, подобно луковой шелухе, и люди опять стали дикарями…
«А ты на семнадцатый век не гони, ты двадцатый лучше вспомни!» – опять влез противный голос.
– Заткнись! И без тебя тошно… – огрызнулся я, прекрасно понимая, что возразить-то нечего.
– Проше ясновельможного пана… – дрожащими губами пролепетал несчастный жолнер. – Я молчал, як бога кохам, молчал, словно рыба!
– Что?! Ах да… Это я не тебе… Спускайся! Быстро! Мы свое дело сделали.
Глава 21
Лето в том году выдалось жарким. Очень жарким… И засушливым.
Главное, что мне запомнилось за время нашего «форсированного марша» – пыль. Противная, всепроникающая пыль, от которой не было спасения. Она густым столбом стояла в неподвижном раскаленном воздухе, забиваясь в ноздри и глаза, буквально сводя с ума. Полотняные повязки, закрывающие большую часть лица и смоченные водой (мое предложение, с восторгом принятое всем «панством», начиная с самого Иеремии), давали лишь временное облегчение. А без них было бы совсем невмоготу.
– Правильно говорят, что все гениальное просто! – восхитилась княгиня. – Подумать только, мой супруг множество раз ходил в походы, в том числе летом… и не додумался до такой вещи! Поистине, сам Бог послал нам пана Анджея. Хорошо, что в воде у нас пока недостатка нет!
Я из деликатности, щадя чувства ясновельможной княгини Гризельды, не стал уточнять, чем заменяют эту самую воду при крайней необходимости. Особенно когда повязка должна сыграть роль примитивного противогаза…
Тянулись бесконечные, однообразные километры пути. Точнее… какие тогда были меры длины – версты, мили? Столбом вздымалась пыль, стучали тысячи копыт, скрипели колеса, мычала скотина, поголовье которой уменьшалось с каждым привалом… Без нее, конечно, скорость передвижения была бы выше, но голодные солдаты много не навоюют. А бой – причем беспощадный, где пленных не берут, – мог начаться в любую минуту.
«Надо бы наладить выпуск тушенки… Чтобы всегда был НЗ…» – приходила на ум очередная мысль.
Мы с князем ничуть не сомневались, что Кривонос, утолив свою ярость в Лубнах, снова кинется в погоню. По пути разжигая пламя восстания на всем Правобережье. Причем мне-то было легче: я знал, что именно так и произошло!
– Вот мерзавец, пся крев, висельник! – как-то отчаянно заругался Иеремия, трясясь в седле рядом со мной. – А прозвище-то какое гадкое – Кривонос! Откуда он вообще взялся? И почему столь люто меня ненавидит?!
– Проше князя, у него есть на то причина, – охотно разъяснил я, не упуская возможности вести «воспитательную работу». – Судя по дошедшим до нас сведениям, ясновельможный приказал посадить его маленького сына на кол.