— Ничего, — ответил я. — Это я смеюсь от радости, что ты моя.
От радости смеяться мне разрешили и даже поддержали.
— Для голландки ты очень темперамента, — сделал я комплимент.
Сравнивал, конечно, с будущими обитательницами этой местности.
— У меня мама бургундка, — сообщила она не без хвастовства.
Великого герцогства давно уже нет, а эхо его прошлого величия еще разносится по Западной Европе.
— Я буду называть тебя Ритой, — предложил я. — Не возражаешь?
— Называй, как хочешь, — проворковала она.
Уходя от Риты ван Баерле, я попросил:
— Яну будешь говорить, что отдала мне деньги за урок. Сделала это незаметно, чтобы не расстраивать его.
— Хорошо, — пообещала она, не выпендриваясь, и спросила: — Ему еще долго надо учиться?
— До среднего уровня — года два-три, — ответил я.
— Ох! — расстроено воскликнула она, подсчитав, наверное, сколько денег придется заплатить за уроки. — Ты ему поможешь?
— Могла бы не спрашивать, — молвил я.
На улице я сдерживал себя, чтобы не побежать. Старый ум не давал молодому телу проявить себя.
10
Маартен Гигенгак был сыном сестры Антье Наактгеборен. Это был восемнадцатилетний юноша, высокий и худой, с коротко стриженными, светло-русыми волосами, тонкими бровями, жиденькой растительностью на впалых щеках и выпирающем подбородке. Бледно-голубые глаза сидели глубоко и настороженно смотрели на меня. Одет он был в суконную шапку-колпак без полей, старую полотняную рубаху с кожаными латками на локтях, кожаный жилет со шнуровкой и темно-коричневые штаны до коленей, без чулок. Обут в некрашеные сабо. Кисти казались слишком широкими для его рук. Ладони мозолистые, шершавые. Пожатие крепкое, но не пытался передавить. Руку для приветствия протянул не сразу, а только после того, как убедился, что я хочу поздороваться именно таким образом.
Вчера в обед я сказал Петеру Наактгеборену, что мне нужен матрос, крепкий и не обязательно очень опытный, лишь бы умел работать с парусами и держать курс по компасу.
— Есть у меня такой на примете, — сразу сообщил трактирщик. — Парень работящий, толковый. Отслужил три года юнгой на буйсе (так здесь называли рыболовецкие суда), теперь ищет место матроса на хорошем судне, где будут платить не меньше пяти стюверов в день.
Безработных рыбаков и моряков сейчас было много, так что опытного можно было нанять и за четыре стювера в день. Для меня лишний стювер не играл роли. Мне нужен был надежный матрос, умеющий держать язык за зубами. О чем я и сказал Маартену Гигенгаку.