Посему, отловив в танцзале Дома офицеров не слишком разборчивую девицу, старпом увел ее за кулисы и там продолжил вандализм. Но в несколько иной форме. За этим занятием его и застал начальник политотдела бригады. Кронштадтской. А так как наш «корвет» находился в подчинении не у него (базировались мы в Лиепае, которая, как мы тогда не без оснований шутили, спит под одним одеялом), сурово наказать Колю начпо не мог. И даже не по силам ему было привлечь шалуна к строгой партийной ответственности. Посему начпо сообщил о вопиющем факте нашему командиру дивизиона и потребовал, чтобы тот послал официальный ответ: как наказан старший лейтенант Кругликов?

Комдив спустил все это, естественно, на командира корабля. Мол, твой старпом, ты и отдувайся. Собрали партсобрание. Вдули Коле по самое не могу. В основном не за то, что совершил, а за то, что попался. Но как записать в протокол решение? В конце концов, протокол партийного собрания – документ пусть не секретный, но строгой отчетности. Сдается он в партийный архив и хранится там чуть ли не вечно. И неприличные слова туда писать не принято…

Через две недели кронштадтский начпо получил выписку из протокола партийного собрания, где рассматривалось персональное дело коммуниста Кругликова. В решении собрания значилось: «Объявить члену КПСС Кругликову Николаю Сергеевичу строгий выговор без занесения в учетную карточку за искривление линии танца». А что прикажете написать?

Флот наш, понятно, создан для мужчин. Это на загнивающем Западе дамы на кораблях служат и даже ими порой командуют. Но в России «женщина на корабле приносит несчастье». Это закон, его никто не отменял, да и отменить не может. И тут без всякого сексизма. В Лиепае, куда я прибыл на «Туман» безусым лейтенантом, первый раз меня отпустили на берег только через месяц, как говорится, непорочной службы.

Как и положено опытному мореману, у которого корма в ракушках, при полном параде отправился в ресторан «Юра». В полночь, сытно поев и вкусно выпив, возвращаюсь на борт. Старшим на корабле в тот день был замполит Анатолий Данилович Тарасов. Увидел меня, сделал круглые глаза и говорит:

– Не понял, лейтенант! Ты что тут делаешь?

Отвечаю: мол, так и так, сходил в кабак, отдохнул и теперь вернулся.

– Ну и лейтенанты пошли, – чуть ли не кричит каплей.

– Ты что, никого не снял? Флот позоришь! Это же так просто:

приходишь в кабак, грузишься как следует, а потом только два варианта. Или мордой в салат, или выходишь во время танца в центр зала. И не волнуйся – и в том и в другом случае тебя какая-нибудь дама да подберет. В следующий раз пойдешь в «Юру» со мной – я тебя научу жизни.

И ведь научил! Потому что, как тонко заметил генерал Альберт Макашов, «пребывание в армии и на флоте в период созревания мужского организма полезно».

Неспроста жива до сих пор на флоте древняя формула: «Если семья мешает службе – бросай семью. Если служба мешает семье – бросай службу». Потому что наши любимые женщины – это наш тыл, наша опора, наша главная береговая база.

Командир моего любимого «железа» – морского тральщика «Марсовый» капитан 3 ранга Николай Николаевич Бочкарев (по прозвищу Николка Паровоз – в гневе он не кричал, а пыхтел на подчиненных) перед сходом с корабля размышлял, куда идти: в кабак или домой, к жене.

После долгого раздумья заявил:

– Дробь, орудия на ноль, зачехлить стволы!

И потопал домой. По дороге зашел в аптеку, где, к своему удивлению, обнаружил в продаже «Кохинор». Это дефицитный «бриллиант» индийского производства, если кто помнит, изрядно выигрывал у отечественного резинового «изделия № 2».

Обрадованный Николай Николаевич скомандовал аптечной даме:

– Мне коробку, – имея в виду упаковку.

Удивленная дама достает из-под прилавка огромный картонный короб: – Извините, но он не полный…

– Блин, такую ночь испортили, – разочарованно сказал Бочкарев и, не купив «Кохинор», вышел из аптеки.