– Сделай так, чтобы он замолчал! – Кричала Саманта Джиму, как только Тедди начинал плакать. – Или я сделаю так, чтобы он замолчал навсегда! Богом клянусь, Джим, я убью это отродье, если оно не замолчит немедленно!

– Перестань! Ребёнок голодный. Нечего орать, ты всё-таки его мать.

– Мать? А из-за кого это случилось, дешёвый кобель?! – Саманта ненавидела Джима всё больше и больше. Ненависть начинала распространяться и на Тедди. – Заткни его, я сказала!

– Заткну! Дай бутылочку! – Джим с трудом выдерживал скандалы Саманты, но ради Большого Теда он готов был терпеть и не такое. Джим очень любил своего мальчугана. День, когда Тедди появился на свет, был самым счастливым днём в жизни деревенского мужлана. Он плакал от счастья, глядя на крошечного новорожденного сына. Если в мире существовали самые светлые и теплые чувства на свете, то они точно поселились в душе Джима после первой встречи с Тедди.

– А он заслужил бутылочку? Что сделал этот паршивец для того, чтобы у него была бутылочка?! – Материнские чувства Саманте были чужды. Ровно, как и все другие чувства, кроме злости и эгоизма, возведённого в абсолют. За всю свою жизнь ей так и не удалось узнать, что такое любовь и существует ли она вообще, не удалось ей полюбить и Тедди. Если первые пару недель она смотрела на него, как на одну из своих собственных вещичек, то позже она поняла, что эта вещичка грозит уничтожением вещей, которые ей были дороже. К такому Саманта не привыкла. Она никогда ничего не отдавала просто так, а Тедди претендовал на слишком многое. Сын быстро превратился в обузу, которую Саманте приходилось тянуть на себе, ведь выкинуть даже настолько паршивую вещичку у неё бы всё равно не поднялась рука. Приходилось терпеть. И чем старше становился Тедди, тем больше проблем он доставлял Саманте. Когда кусок мяса научился ходить, он стал портить вещи с невероятной скоростью, что с такой же невероятной скоростью вселяло ненависть к сыну в сердце Саманты. Но она утешала себя тем, что этот молокосос сможет превратиться в инвестицию. Поэтому она не забывала записывать в тетрадку всё, что испортил Тедди. Потом она стала записывать все траты на одежду и школу. Карманные деньги. Платные обеды, сладости, рождественские подарки и подарки на дни рождения. Хотя подарки у Тедди были только до смерти отца. Да и оплачивал их тоже Джим, но Саманте ничего не мешало считать это всё долгом Тедди лично перед ней. У Саманты всё было записано и посчитано. И Тедди начал расплачиваться с ней с шестнадцатилетнего возраста, когда он впервые устроился на работу. Впрочем, её это всё равно не устраивало. Вещи, которые он испортил, вещи, которые она вынуждена была продавать и вещи, которые выкинул Джим, вернуть было нельзя. А старый "друг" всегда лучше новых двух. Это расстраивало её на протяжении всей её жизни.

Саманта никогда не была счастливой женщиной. Саманта никогда не могла быть счастливой женщиной.

И во всём был виноват Тедди.

***

– Мама, я вернулся. – Тедди приехал домой. Сейчас он был рад, что мальчики успели разбежаться. У Тедди было отличное настроение, он будто что-то осознал, и это что-то было его истинным спасением из вечного кошмара. Тедди был уверен в себе как никогда. В душе он чувствовал покой и даже что-то похожее на счастье. Он смог найти решение, к которому так долго шёл.

– Кому какое дело, где ты, паразит! – Саманта сидела на диване в гостиной, заставленной коробками.

– Ну что ты, мам! Смотри, я привёз тебе вина. Твоё любимое! – Тедди зашёл в гостиную, демонстрируя матери бутылку и широко улыбаясь. – Давай! Выпей со мной бокальчик.

– Чего такой счастливый? – Она разглядывала бутылку, которую Тедди держал в руке. – Приметил себе нового ребёнка? – Саманта засмеялась.

– Ой, мам, придумай уже что-нибудь ещё. Я верю, что ты можешь лучше. – Тедди тоже смеялся, что несколько озадачило Саманту. – У меня ещё есть бургеры и пицца, хочешь? – Он помолчал, ожидая ответа, которого не последовало. – А знаешь, сегодня такой потрясающий вечер. Давай я лучше отведу тебя на ярмарку?

– Что ты несёшь? С тобой что-то случилось. Я вижу. Неужели, правда, трахнулся? – Саманта недоверчиво смотрела на Тедди. – С женщиной? – Она прищурилась. – С мужчиной? – Саманта снова засмеялась.

Тедди тоже улыбнулся и сходил за бокалами, после чего уселся рядом с матерью на диван.

– Ты смотришь выключенный телевизор. – Улыбнулся он, протягивая матери бокал.

– А ты смотришь на свою рожу в зеркало всю жизнь, но ты же ещё не убился.

Тедди раздражал смех Саманты. Когда-то он был мелодичным, но теперь стал противным и очень скрипучим, как и голос Саманты. Он смотрел на её тощее лицо, покрытое паутиной глубокий морщин. На торчащие ключицы, вылезающие с обеих сторон лямок её ночной рубашки. На её жидкие, седые волосы, безобразно собранные в пучок на макушке… Ему стало жаль эту женщину до глубины души. Жалость, то чувство, которое всегда подводило Тедди, но сейчас он понимал, что это, то чувство, которое может привести его к счастью.

– Давай я тебе налью.

– Ишь, какой! Ну, наливай, наливай.