— Какую?
— Аппендицит! Чик — и нету!
— Ну да? — изумлённо сказал Плавали-Знаем.
— Точно! Вырезал! — и, вдруг сообразив, что за этим может последовать, Васька прикусил язык.
Строчивший что-то в блокноте Репортажик сказал:
— Я об этом читал. Здорово! С помощью зеркала. Чик — и всё!
За бортом зашумел почти антарктический ветер, и Плавали-Знаем весело спросил:
— А кто у нас медик?
— Васька сейчас за медика! Бинты у него! — сказал Уточка, натягивая на кудри ушанку. — А я пошёл, у меня дела!
— Работай, работай! — с усмешкой проводил его Барьерчик.
— Ну, медик есть, — ещё веселее сказал Плавали-Знаем, — а зеркало мы найдём. — И подмигнул побледневшему Ваське. — Значит, сделаем! Зато какая слава: второй случай в мире!
— А я не хочу, — закричал, вскакивая с места, Васька. — Аппендицит мой. И нужен мне ещё самому!
— Да никто вас не тронет! — сказал начальник.
— Я знаю! Я-то знаю! — пропел Васька.
— Ничего, ничего, — довольный шуткой, напустившей страху, и успокаивая его, сказал Плавали-Знаем так просто, будто каждый день вырезал у себя по аппендиксу. И. напевая про кружку пива и красного рака, пошёл и рубку.
— А у Солнышкина и Морякова какой-то план! — вдруг вспомнив, злорадно крикнул Васька вслед капитану.
— План?
Дверь под рукой Плавали-Знаем взвизгнула, как замёрзшая собака. Он, нахмурившись, вздохнул: «Да, теперь возьмутся, утром начнут» — и мрачно вывалился на палубу. Но, едва он вышел на корму, глаза его полыхнули от радости, а ноги едва не выбили счастливую дробь: вода от мороза дымилась, пар поднимался столбом. И вокруг «Даёшь!», пока в каюте Солнышкина шли беседы, возникала мерцающая ледяная корка. Спасатели вмерзали сами!
Правда, видавший виды капитан тут же подумал: «Всё равно возьмутся. Не вытащит этот — пришлют другой. Плавали! Знаем! Но за это время, — взбодрился он, — снимем кино, проведём замечательный межконтинентальный матч… А это уже совсем другой компот!»
И он побежал на помощь к Уточке.