Увы, к Высочайшему огорчению, лакей то ли перепутал, то ли просто выдал желаемое за действительное, но младенец, которым императрица Александра Федоровна разрешилась от бремени, появился на свет уже мертвым. Как объяснил расстроенному Николаю доктор Гирш, при весе в три фунта (1360 грамм) он не имел никаких шансов на благополучный исход. Мол, и доктор Отт, когда приедет, скажет вам то же самое.
Но хуже всего было то, что Александра Федоровна, шокированная всеми последними событиями и особенно потерей долгожданного сына и крахом связанных с его рождением планов, утратила всяческий интерес к дальнейшей жизни. К тому же во время преждевременных родов у императрицы открылось внутреннее кровотечение, которое и не думало останавливаться. С каждой минутой она слабела, теряя все больше и больше крови, и добрейший доктор Гирш ничего не смог с этим поделать. Конец был неизбежен, и даже приезд настоящего медицинского светила лейб-акушера доктора Отта уже ничего не мог изменить, ведь он же был акушер-гинеколог, а не стихийный психолог-экстрасенс*.
Примечание авторов: * Самая главная причина столь быстрого угасания императрицы заключалась в том, что Александра Федоровна больше не желала жить. Имея истерический тип психики, она была одной из тех людей, которые сами способны убедить себя в чем угодно. Вот она и убедила себя, что ей незачем жить и что она умирает. В нашей истории с ней уже случались похожие приступы, выражавшиеся в том, что у императрицы «отнимались» ноги, но тогда ее удерживало на плаву существование долгожданного сына Алексея, ради которого она могла и приблизить к себе грязного сибирского мужика, предать, убить и низвергнуть в ад целую страну. Но теперь он ушел и потянул за собою мать, жизнь для которой потеряла всякий смысл.
Тогда же и там же.
Императрица Всероссийская Александра Федоровна, она же Аликс или Алики.
Все будто в тумане. Все какое-то нереальное, странное. А может быть, это и есть сон? Кажется, я с трудом отличаю явь от реальности. Ах, все равно. Или смерть, или сумасшествие… Мое тело… Оно словно чужое. С ним что-то происходит, но мне это безразлично. Я ненавижу свое тело. Ненавижу за то, что оно чувствует боль – да, даже сейчас, невзирая на укол морфия. Боль слабая, но настойчивая, и я хочу побыстрей избавиться от нее. Хочу, чтоб тело мое больше ничего не чувствовало. Я устала. Почему я здесь? Почему со мной это происходит – весь этот ужас? Мой муж… Он покинул меня. Он уже не держит меня за руку. Хорошо – пусть он не видит меня такую… Кажется, я сама позволила ему уйти… Не помню.
Кабинет Никки – такой привычный, уютный, но именно в нем меня настигло роковое знание. Все здесь теперь приобрело иной, зловещий смысл – кажется, стены его запечатлели в себе отпечаток ужасной тайны. А там, за этими стенами, простор, бескрайнее небо с облаками… Безмятежные облака! Почему я не облако? Я бы нежилась в струях ласкового ветра, ловила бы солнечные лучи, словно благосклонные поцелуи Бога… Была бы бестелесной, чистой, парящей высоко, взирающей сверху на скорби людские, на их земную суету… Заберите меня к себе, облака! Нет, вы не облака, вы ангелы – как часто, будучи ребенком, видела я в вас очертания крылатых созданий; и замирала моя душа от прикосновения к великому, запредельному, мне казалось, что вы оберегаете меня, обещаете счастье и покой… Я была уверена, что вы не оставите меня…
Почему же лишилась я нынче благодати Божьей?! За какие грехи со мной происходит такое? Стоит напрячь свой разум и открыть глаза – сквозь красную пелену я вижу суетящиеся мутные силуэты. Слышу собственные слабые стоны и другие звуки… Это человеческая речь – но я не могу, не могу понять ее, словно я не знаю ни одного человеческого языка. Я не хочу думать о том, что происходит со мной в настоящий момент. Нет, нет – иначе снова послышится мне хохот злорадствующих демонов… Я лучше буду разговаривать с облаками… С ангелами…
Сквозь стены взор мой простирается к небесам. Крылатые создания смотрят на меня со светлой грустью – в кудрях их золотых играют блики солнца, одежды струятся, сливаясь с воздухом… Как они прекрасны… Их глаза… В них любовь – безмерная, божественная любовь. И мир, и утешение, и истина… Но я не могу стать одной из них – о, как печально… Я – земное существо, душа моя заключена в бренную оболочку… Внутри меня – мой мертвый ребенок. Точнее, его плоть – а где же его душа? Лишь несколько мгновений, находясь в забытьи, я слышала его голос…
Пусть это закончится поскорее! Чувствую легкое похлопывание по щекам. Ну вот, кажется, и все. Что-то вынули из меня, завернули, всплакнула Анечка. Закончилась назойливая боль, внутри меня пустота. И вместе с появлением этой пустоты что-то необратимо изменилось… Пустота словно была не только внутри, но и вокруг. И я медленно и безнадежно растворялась в ней; исчезала, уходила, сливаясь с Вечностью…
Кто-то меня зовет, слезно и участливо:
– Очнитесь, матушка Александра Федоровна!
Я открываю глаза. Анна смотрит на меня – заплаканная, с покрасневшим носом. За ее спиной мелькает еще кто-то – ах да, это доктор и служанка. Не хочу никого видеть… Я снова закрываю глаза.
– Доктор, что с ней? – слышу горестное восклицание Анечки. Вслед за этим чувствую прохладную ладонь у себя на запястье. Не хочу, не хочу слышать, что скажет доктор! Не хочу слышать вообще ничего… Заткнуть бы уши, но я так слаба, что не могу поднять руку.
– Кровотечение… – доносится до меня, но отчего-то слово это не имеет для меня никакого смысла. – Лед! Принесите лед! Быстрее!
Суетливый топот убегающих ног. Ах, вот бы все они ушли и оставили меня одну! Хочу поговорить с ангелами… Но у меня уже не получается. Ушло то чувство, что заставляло меня смотреть в небо так, словно не существует этих стен. Сейчас мне как-то зябко, неуютно. Мысли в голове ворочаются тяжело. Какой-то серый искристый мрак наползает со всех сторон… Но он не пугает меня. Мрак этот ласков, вкрадчиво он шепчет мне тысячей голосов, зовет… Я улыбаюсь, внезапно поняв, что это за мрак. Это – облегчение, покой, это Смерть… Я уйду туда, куда он меня манит, туда, куда ушел мой сын! Мне не нужна эта жизнь без моего мальчика. Я все равно умру – так зачем же мучиться еще долгие годы? Алешенька! Где ты? Я найду тебя там, в запредельном мире, я буду с тобой, ты не будешь одинок, мой милый мальчик, сыночек мой! Не хочу я жить, жизнь – это сплошное страдание… А теперь, когда нет больше тебя и нет больше надежды… К тому же я ЗНАЮ… Я ЗНАЮ – и этого уже ничего не изменит, я знаю свое будущее, будущее своей семьи… И там тебе была уготована нерадостная судьба, Алешенька, трагическая, мучительная смерть… Теперь ничего этого не будет. Ушел сыночек, не познав жизни со всеми ужасами ее – утешение ли это для меня? В чем же смысл теперь моего существования? Пусть будет так, как и было уготовано – умру я вместе со своим сыном, чтоб не было одиноко душе его…
Боже! Боже Всемилостивый! Утоли мои страдания, забери меня в терем твой пресветлый! Там ангелы поют, там свет живой струится благодати Твоей! Упокоится душа моя в мире, подле престола твоего…
Вот они, ангелы – совсем рядом! Они сами пришли ко мне – спустились с небес и окружили ложе мое, лучатся глаза их и гладят они меня, жалеючи. Светятся их лица и нимбы мерцают над головами… Только смотрю я на них словно сквозь красноватую пелену… В этой пелене клубятся какие-то тени, сливаясь в едва разборчивые картины… Странные, фантасмагорические картины. Они становятся все четче и я вглядываюсь них с каким-то необъяснимым интересом… Бегут толпы народа. Они размахивают красными знаменами, будто только что вымазанными в свежепролитой крови, рты этих людей раскрыты в яростном и торжествующем крике. Это – рабочие, солдаты, матросы, простой люд с петербургских окраин. Воодушевленные, возбужденные, перемазанные копотью и кровью… Солдаты и матросы вооружены винтовками, штыки которых направлены прямо на нас, Романовых. Слышна беспорядочная стрельба. Ненависть, ненависть разлита повсюду, она мажет людей подобно липкой грязи, и виновны в этой разлитой повсюду ненависти только мы сами…
Надвигается кровавый хаос, но мой муж слишком слаб, чтобы бороться с этим ужасом, он не может стукнуть кулаком, не может отдать приказ стрелять в бушующую толпу. Но самое главное – он не может обуздать жадность и наглость различных проходимцев, облепивших его трон подобно тому, как жужжащие мухи облепляют оставленную без присмотра вазочку с вареньем. Это именно из-за них будут бушевать толпы, это из-за них чернь захочет поднять нас на штыки, это из-за них рухнет Империя. Лучше уйти сейчас, когда ничего еще не предрешено – в статусе правящей императрицы, с честью и при всех регалиях… Да, это несоизмеримо лучше, чем с позором сгинуть в гадкой ганиной яме, перед этим потеряв и трон, и уважение людей, и будущее для своих детей…
Красная пелена внезапно исчезла, и теперь я стала еще явственней ощущать прикосновения рук ангелов. Но больше ничего не чувствую. Что-то положили мне на живот – на мое пустое чрево, что исходит кровью – ах да, это лед, но я не ощущаю холода. Кровь – это жизнь, и она покидает меня, освобождая душу из бренной страдающей оболочки, которой больше незачем жить. Господи, прости меня за все, что я сделала плохого, и за все хорошее, что я не смогла или не захотела сделать…