- И во сколько он тебе обошелся? – поинтересовалась дама, оглядывая меня со всех сторон, заставив развернуться. Она словно приценивалась, осматривая меня будто ездовую лошадь, дожидаясь ответа жующего Джонса.

- Ммм, а тут что? – приподняла она набедренную повязку и тут же присела, рассматривая поближе. Чувствуя касания требовательно теребивших меня рук, я стоял ни жив ни мертв. Надо было что-то делать – ведь как это, так же нельзя! Чуть позади меня стояло двое крепких слуг, и где-то был управляющий - если рвануть к выходу, может и смогу прорваться. А если нет? А закрыта ли входная дверь? А там ли вооруженный мечом привратник?

- Дашь мне его попробовать? – поинтересовалась дама, глянув на Джонса – тот только кивнул, перемалывая челюстями мясо.

- У кого ты его купил? – поднялась на ноги матрона. Ее ладонь осталась под моей набедренной повязкой, сама она стояла почти вплотную.

- У Павла, из Лаэрты, - с трудом все же проглотив мясо, ответил Джонс.

- Черт меня дери! – воскликнула матрона в таком удивлении, что даже ее пальцы под повязкой замерли, - это русский, что ли?

- Типа того, - закивал довольный Джонс.

- Как достали эти русские! – воскликнул до сих пор безмолвный третий участник застолья. – В Империи их скоро будет больше, чем в Лондоне!

Он даже привстал, когда говорил – и только сейчас я заметил, что одной рукой он сжимает рыжую шевелюру рабыни, голова которой ритмично двигалась у него между ног.

Джонс и матрона на его реплику дружно засмеялись.

- Я не шучу! – возмутился гость, - вот зачем они сюда лезут? Им Византии мало?

- Питер, Константин родится только через два века, пока это наша земля, - хохотнул Джонс, бросая баранью кость под стол.

- Константинополь и так никогда не был и не будет русским! – не унимался гость.

- We’ve fought the Bear before, and while we’re Britons true, the Russians shall not have Constantinople, - со смехом пропел Джонс.

- Эй, а ты сечешь по-английски? – спросила меня матрона, ласково потрепав по щеке.

Сложный вопрос. А вот еще один - если сейчас сбросить ее руку, и рвануть через атриум? Или дождаться, пока рядом окажется что-нибудь тяжелое, чтобы иметь в наличии аргументы для разговора с охранником?

- У-уу, какой сладенький, - чмокнула дама губами рядом с моим лицом. – Пойдем, - проворковала она и повернулась к пиршественным столам, как вдруг из ее горла, с противным звуком – от которого у меня подогнулись колени и возникла слабость в ногах, показался окровавленный клинок. Оттолкнув меня, в триклиний залетело несколько стремительных фигур. Джонс вскочил, неожиданно проворно метнувшись к стойке с оружием у стены, но брошенный короткий меч воткнулся ему в бок, с силой отбросив в сторону. Один из забежавших в комнату прыжком преодолел разделяющее их расстояние, и воткнул Джонсу свой меч в рот, кроша зубы – я даже услышал, как заскрежетало о камень стены вышедшее из затылка острие.

Питер оторопело наблюдал за происходящим, машинально продолжая держать руку на голове ритмично двигающейся рабыни. Один из нападавших прыжком вскочил на стол, разбрасывая блюда с угощениями, и воткнул в грудь раздражительному гостю короткое копье. Прилежно работающая над господским удовлетворением рабыня почувствовала что-то неладное, отстранилась – и пронзительно завизжала, когда на нее хлынуло кровью из широкой раны – убийца уже выдернул оружие. И острие его широкого, иззубренного лезвия тут же оказалось у шеи моментально замолчавшей рабыни.

Матрона между тем, пошатываясь, обессилившими и скрюченными в судороге пальцами пыталась схватиться за клинок. Из горла ее, вместе с пузырями крови, раздавались хриплые свистящие звуки – но силы покидали тело, и в миг обмякнув, дама рухнула на пол – только заскрежетал об пол меч, заставив развернуться голову жертвы под немыслимым углом.

В наступивший тишине, нарушаемой лишь мелко подрагивающими в судорогах ногах матроны, едва царапающих пол, позади меня раздались мягкие шаги. Я стоял, в испуге опустив глаза и первое, что увидел – элегантные сапоги на небольших каблуках, высокой шнуровкой поднимающиеся к коленям. Дальше привлекательные ноги плотно обнимали кожаные штаны, тонкую талию стягивал широкий пояс, а кожаная куртка, казалось, вот-вот рванется в стороны, открывая путь на свободу зажатой в неволе груди.