- Пирожку?

- Тише, тише, юный падаван – и никогда его так не называй, если не хочешь умереть быстрой и страшной смертью, или хуже того, жить долгой и мучительной жизнью.

Я чуть скосил глаза на Макленина – который сейчас подкидывал нож, ловя его за лезвие и буравя при этом стену рядом с Приском.

- А вы? Не боитесь?

Мастер посмотрел на меня странным взглядом – я почувствовал исходящую от него глухую тоску обреченности.

- Да мне насрать, - неожиданно ответил он, и протянул, уже уходя: - Ведь я трехглазый ворон…

Проводив взглядом странного мастера, я встрепенулся – вспомнив, что еще даже не взял оружие. Короткий взгляд на Макленина – он так и стоял, подкидывая нож – казалось, буравить стену рядом с Приском его интересовало больше, чем рассматривать очередного противника.

Подхватив катану Сакуры, я быстро прошелся вдоль стены и взял давно примеченный рыцарский щит. Выйдя ближе к центру, замер. Некоторое время просто стоял, ожидая. Макленин на меня не смотрел. Совсем – накручивая себя, он все еще пялился в сторону Приска.

Подавив в себе злость и ненависть – которые появлялись лишь при одном воспоминании о том, что только Макленин творил с балериной, я принялся считать выдохи.

Вновь, как и совсем недавно в стойке на руках, понемногу отстранился от происходящего – к дыхательным упражнениям прибегал часто, особенно они помогали перед волнительными поединками. Там еще – в реальности, когда занимался боксом, а после смешанными единоборствами.

Прошло примерно три минуты. Пять минут. Семь минут.

Я продолжал стоять спокойно – как внешне, так и внутренне - что приятно удивляло. При этом вновь неожиданно четко и насыщено стал ощущал направленные на меня эмоции. Волнение и даже - беспокойство от Саяна, раздражение от сенатора Орлова, любопытство Клеопатры, интерес Олега. И ни следа эмоций Макленина – он словно забыл обо мне.

Вот, вспомнил – развернувшись на пятках, противник удивленно глянул на меня.

Еще несколько минут мы простояли в тишине. Макленин рассматривал меня с головы до ног, испытывая искреннее недоумение. Раздражение. А вот сейчас – отталкивающую, мерзкую злобу.

Я по-прежнему размеренно дышал, сохраняя невозмутимость. Но невольно – вдох за вдохом, нагоняя в себе тяжелую ненависть. Только сейчас пришел стыд – за то, что не я остановил издевательство – сниться мне это вряд ли будет, но еще один камень в копилку к тем, что уже есть на душе, положен. И, избегая мучительных приступов совести, я собирал в себе ненависть к этом странном второкурснику, которого опасаются практически все вокруг.

Макленин между тем покачал головой, недоуменно мне улыбнувшись – нет, больше ощерившись. В этот момент я краешком сознания ощутил эмоции Саяна – в которых теперь чувствовалась еще и жалость.

Быстрый, скользящий шаг – и Макленин вдруг прыгнул вперед, без затей ударив ногой прямо в мой щит. Пространство вокруг на миг превратилось в смешанные разноцветные росчерки – пролетев по воздуху, я врезался в стену арены – находившуюся далеко за спиной. Удар Макленина был настолько силен, подняв меня над песком, что еще немного – вылетел бы на зрительские скамьи. А так, врезавшись в каменную кладку чуть ниже парапета, рухнул вниз – неожиданно даже для себя приземлившись на ноги.

И – практически не испытывая никакой боли, лишь слабое эхо оглушения. Я осознал, что нахожусь будто в защитной оболочке. В это время сверху на меня, совершенно нечувствительно, упала парочка отколовшихся булыжников – это ж насколько велика была сила удара? Краем глаза, ошарашенно воспринимая происходящее, я заметил привставшего магистра, повернувших ко мне головы второкурсников - чувствовал отголоски их эмоций.

Но я не видел и не чувствовал Макленина. А он вдруг возник совсем рядом – в замешательстве я даже не отреагировал на его рывок. Щит, отводимый рукой противника, повело в сторону, и нож второкурсника вонзился мне в живот. Вновь сила удара была такова, что я с грохотом врезался спиной в стену – а нож, к удивлению, остановился в нескольких миниметрах от ткани моей униформы.

Доспех духа?