И началась!

Ангора – хорошо укрепленный, с высокими стенами город – располагался посреди широкой долины, занятой войсками Тимура. Прикорнувший на ночь под кустом Раничев даже поначалу не мог понять, кто его разбудил, да так лихо – просто-напросто вытащил за ноги какой-то гулям в золоченых доспехах и зеленом плаще, опустошив раничевский кошель, деловито взмахнул саблей…

– Эй, парень, – уворачиваясь, закричал по-тюркски Иван. – Так-то ты, помесь индюка и барана, относишься к приближенным эмира?!

Индюк и баран вызвали большой интерес у стоявших рядом воинов, видимо, подчиненных того, что в плаще. По их мнению, ругать достославного сотника Беким-бека мог либо напрочь больной на голову человек, либо… либо облеченное достаточно большой властью лицо.

– А ну, немедленно верни мне коня и все деньги, гнусный ишак! – подбоченился Раничев. – Впрочем, нет, деньги раздай своим воинам – пусть после победы над турками выпьют за мое здоровье.

Последняя фраза явно понравилась воинам, что же касается их командира, то тот лихорадочно соображал, что же, ради всемилостивейшего Аллаха, делать? Какой-то напрочь непонятный тип костерит его на чем свет стоит в присутствии собственных подчиненных и… Может, и вправду, имеет право?

Иван повернул голову: вся равнина близ Ангоры – около полутора десятка верст – была покрыта воинами Тимура. Блестели доспехи, ржали лошади, реяли на ветру разноцветные бунчуки царевича Пир-Мухаммеда, посреди воинов угрюмыми серыми башнями возвышались боевые слоны, привезенные эмиром после индийского похода. Тихо было кругом, жарко – в светло-синем джинсовом небе слепило глаза яркое солнце.

И вдруг тишину разорвал грохот тамтамов и звон цимбал!

– Турки! – один из воинов в волнении показал рукой вперед, откуда быстро приближалась многочисленная конная рать. Под копытами тысяч коней задрожала земля.

– Поскачем же скорей, а то вряд ли успеем принять участие в битве! – вскочив в седло, Раничев обернулся. – Кто твой командир, сотник? Поспешим же под его стяг!

Иван посмеялся в душе над собственной безрассудной храбростью. Хотя нет… безрассудно было бы сейчас вести себя как-нибудь иначе – зарубили бы тут же.

– Едем! – сотник решительно взвился в седло. – Вот он, на белом коне, наш славный предводитель, темник Тайгай.

– Тайгай?! – обрадованно переспросил Раничев. – Так он здесь, старый дружище? Ну, уж теперь будет с кем выпить после победы!

А турки приближались все быстрее и быстрее, охватывая узкой вытянутой подковой правый фланг войск эмира. Еще немного – и они будут здесь, сметут, опрокинут гулямов в узкую пересохшую речку. Ну… стреляйте же, что ж вы?

И, словно услышав Ивана, какой-то храбрец в золоченом шлеме повелительно махнул рукой. И словно взорвалась земля – полетело в хрипящих от страха турецких коней горящее боевое зелье. И тучи стрел затмили небо. Турки захлебнулись в атаке. Где-то почти в середине поля, в ставке Тимура, взвилось синее знамя – сигнал к контратаке.

– Хур-ра-а-а! – вскакивая на коня, закричал храбрец. – Покажем же этим демонам, что такое воины Нуреддина! – Он обернулся, и Раничев узнал красивое волевое лицо беспутного ордынского княжича.

– Тайгай, – вместе со всеми бросив коня вперед, что есть мочи закричал Иван. – Тайгай, друже!

– Иван? – на скаку обернулся Тайгай. – Ах, до чего ж я рад тебя видеть! Знаю в Сивасе одну корчму… выпьем после победы!

– Обязательно выпьем, – кивнул Раничев – Заметано.

– Хур-р-а-а-а!!!