Я отправилась в больницу.

Сидела там, у дверей коридора реанимации сама не своя. Допрос этот гадкий, снятие отпечатков — к чему? Всё пустое, никчемное.

И Марина среди одноклассников соловьем разливалась. Как же, с трудом оторвалась от «умирающего» брата, и все ради Аллочки, которую она, оказывается, любила как сестру.

Чертова лгунья!

Я сотни раз думала, что любовь моя к Марине испарилась. Но, пожалуй, окончательно она ушла даже не из-за ножа, воткнутого в Мирона. И не от ее истерик, не от оскорблений, а именно в участке, когда Марина так упоённо отыгрывала роль любящей сестры, законопослушной гражданки и лучшей подруги мертвой уже Аллы.

И ведь всегда такой была, а я, дура, так сестру хотела, так обожала Маринкин живой нрав, что предпочитала закрыть глаза.

И сейчас этой любящей сестры Мирона нет здесь. Как и Руслана. Помирились?

И плевать, я должна быть рядом с Мироном.

— Как он? Можно к Мирону? — подскочила я, когда из коридора вышел знакомый врач.

— Без разрешения родственников — нет. Да и не пришел он в себя. Ждите вечера. Ему лучше, опасность полностью миновала, — сжалился надо мной мужчина. — Лучше езжайте домой, отдохните.

Я покачала головой в ужасе — как можно оставить Мирона?! Да, ему лучше, опасность ушла, и это счастье, но уехать, бросить его? Нет, нет, и еще раз нет!

— Девушка… Яна, так? — уточнил он, и я слабо кивнула. — Думаю, скоро приедет сестра пациента. И как только Мирону станет лучше, мы вас пропустим ненадолго. И что он увидит? Не люблю делать замечания хорошеньким девицам, но вам бы привести себя в порядок. Пациенту нужны положительные эмоции, а какие эмоции можно испытать при виде настолько перепуганной и несчастной девушки? Я вам как врач говорю, вам нужно немного отдохнуть, перекусить, привести себя в порядок. И тогда уже идти в палату к больному. Не бойтесь уехать, состояние не критическое, угрозы жизни нет.

Мужчина отреагировал на звук сообщения на своем планшете, и тут же забыл про меня. Скрылся в коридоре, а я задумалась, и пришла к выводу — да, мне нужно привести себя в порядок.

А затем вернуться сюда, к Мирону. Красивой, а не заплаканной и грязной. Чтобы он улыбнулся при виде меня, чтобы захотел поскорее вернуться домой.

Ко мне.

С этими мыслями я и поехала домой.

Три часа я провела в больнице, но ни Руслана, ни Марину я так и не дождалась. Чем они занимались, пока Мирон был совсем один? Неужели, и правда, помирились?

Я вошла в душ, чувствуя себя разбитой. Включила воду, встала под напор, не дожидаясь, пока польется горячая, и начала омывать свое тело, усеянное мелкими синячками. Я помню, кто и как их оставлял. Они — свидетельство мужского эгоизма, нашей общей похоти, и все ее следы остались на моем теле.

Руки ноют, все тело болит, немеет.

Из душа я, превозмогая себя, не выползла, а вышла. Сейчас перекушу, оденусь, и поеду к Мирону.