Он не реагировал на ее заверения, метя надеждой в глаза сквозь поволоку агонии. Губы его зашевелились, и Аня с трудом, но различила слова:

– Не говори дочке. Осе. Не говори… обо мне. – Он попытался поднять руку, но только слабо шевельнул окровавленными пальцами, захрипел: – О могрости, Нют. Не говори. Да? Это…

Взгляд его замер, голова безвольно завалилась. Порыв ветра хлестнул лицо острыми каплями. Аня покосилась на Байчурина, а потом импульсивно попятилась ползком прочь.

– Вставай, Аня, – призвал тот, отводя мрачный взгляд от застывшего тела. – Вставай, не смотри.

Ноги пассивно двигались по траве. Аня не узнавала свои порванные босоножки и кожу в ссадинах.

– Тот сейчас отъедет, – кивнул Байчурин на притихшего Муху. – Даже трогать боюсь.

Со стороны поселка выехала красная «Нива».

– О, это из поисковой группы, – истолковал Байчурин, прикуривая. – Тишинскую везут, наверно. Она фельдшер.

– Одолжите! – Аня выхватила из рук Байчурина армейскую зажигалку.

– Это еще зачем?

Она шагала торопливо, чиркала колесиком – пламя вспыхивало послушно, шипело от капель, согревало взгляд.

– Нужно сжечь его, – отозвалась уже из леса. – Тот ржавый дуб в ложбине. Он – цепь.

Дубы грозной ратью закрывали ложбину. Аня прислонялась к деревьям, восстанавливала дыхание, вновь продолжала нетвердый путь. Адреналин притуплял ноющую боль, но ноги подкашивались, руки дрожали. Она позволяла себе плакать, чтобы хоть как-то выплеснуть эмоции: разум признавал безнадежность положения и валящую усталость, обрушивалась бесконечная жалость к себе – она-то и вызывала новый приступ гнева, подстегивая двигаться дальше.

Тишина вокруг пугала. Аня высматривала рычащих тварей, но только на спуске в ложбину поняла, почему невредимой достигла цели. В метрах пяти от дерева могрости жались в окружении войнугов два подростка.

– Эй, служки! – окликнула монстров. – Сюда! – Поманила рукой.

Твари разом затихли и обернулись. Став центром их пристального внимания, Аня растерялась, утратив вымуштрованное хладнокровие. Захотелось бежать без оглядки – ноги мимо воли шагнули вперед. Войнуги рычали предостережением, выступая клином навстречу. Аня шла, крепко сжимая в кулаке зажигалку. Витя орал прятаться, а она взглядом молила его притихнуть, не суетиться – просто сидеть и ждать. Она ускорила шаг, смотря в оскалившиеся морды тварей, думая только о скорости и разбеге. Прыжок. Зажигалка перелетела взметнувшихся в атаке войнугов.

– Сжечь! – только и крикнула, прежде, чем монстры повалили ее на землю.

Закрыв голову руками, Аня с трудом соображала, еще хуже чувствовала. Повсюду хрипели монстры, но жжение ран глушило страх. Они не съедят. Нет. Задерут. Задерут здесь до смерти, если Витя не подожжет кору.

Витя тем временем брел к дереву сквозь туман головокружения. Зажигалка в руке казалась скользкой гирей. Он останавливался, отступал на шаг. Дерево впереди двоилось. Гриша кричал: «Оно в бензине. Поджигай! Поджигай – загрызут ее! Рудень!» Витя чиркнул колесиком. Огонек вспыхнул урывками воспоминаний. За ними следили еще от озера, но напали монстры в ложбине. Западный склон каменист. Скатившись кубарем, Витя отделался царапинами и ушибами, а вот нога у Гриши распухла и отекла. К дереву их загнали убить. Всех убить.

Гриша кряхтел при попытке встать, полз за Витей: