Поздним вечером Наргис вышла из комнаты служанок. Направившись в теплицу, она срезала несколько самых лучших роз и украдкой вернулась к себе. Старательно уложила цветы, завернула их в бумагу. Девушка переодевалась, когда в комнату вошла кухарка.

— Я принесла мясо, очень вкусное. Осталось от ужина, — сказала она.

Наргис улыбнулась ей и поблагодарила.

— Вижу, ты с нетерпением ждешь своего выходного.

— У меня только один день в месяц…

— Понимаю. Передай привет матери. А мне пора. Вот-вот привезут молоко…

Когда кухарка вышла, Наргис положила мясо в сумку, взяла цветы, посмотрела в зеркало и вышла.

Через час она уже была у дома Ореша. Его отец красил дверь. Увидев Наргис, он коротко сказал:

— Он дома.

Девушка прошла через двор. Она уже хотела войти в комнату, когда услышала голоса в доме. Решила подождать. Присела у окна — так, чтобы ее не заметили выходящие из дома. Сама того не желая, стала прислушиваться к разговору в комнате.

— Меня просто удивляет, когда я слышу ваши жалобы! — говорил Ореш. — Когда вас выбрасывают с фабрики, вы не можете по-мужски сказать: нет! Если не хотите жить, как животные, создайте свой профсоюз. Надо уметь организоваться. Надо показать, что вам известны ваши права. Иначе ничего не изменится. Если будете протестовать, вас вышвырнут. Не будете протестовать — вас тоже вышвырнут, если им это будет выгодно.

— Что же нам делать? — послышался тоскливый голос. — Если начнем протестовать, то нас без всяких разговоров посадят. Шестнадцать лет назад мы устроили забастовку на нефтеперегонном заводе. Создали профсоюз, стачечный комитет, и что? Около тридцати человек попали в тюрьму. Получили от шестнадцати до двадцати лет. Те, кто не умер, до сих пор гниют за решеткой.

— Но они хотя бы не сидели сложа руки, — сказал Ореш. — А те, кто умер, знали, за что они умирают.

— Но человек хочет жить, — произнес другой мужчина.

— Но как жить? — возразил Ореш. — Помните того рабочего с фабрики Витгенштейна, которого обварило кипятком? Сколько было приложено стараний, чтобы он получил пенсию после несчастного случая и имел возможность лечиться! Ничего не вышло, его выбросили, не заплатив ни гроша, а потом мы внезапно узнали, что его взяли на работу сторожем, а сына послали учиться в Берлин. Почему? А потому, что хотели показать, каким должен быть рабочий: покорным и доносчиком. Но не каждый сын доносчика может поехать учиться в Берлин. У сына рабочего должны быть такие же возможности получить образование, как и у сына министра. Так должно быть.

— Все это сказки! — сказал кто-то из рабочих.

— Вот увидишь, — говорил Ореш, — придет день, когда и этого рабочим будет мало. Но все это зависит только от нас…

— Люди будут стремиться в святые места и мечети до тех пор, — сказал третий голос, — пока шах не отменит чрезвычайное положение. Может быть, вместо того, чтобы идти работать, нам надо пойти туда?

— Действительно, мечеть — единственное место, где мы можем протестовать, — сказал Ореш.

— Но не все откажутся от работы.