Некоторое время Малик размышлял над словами сестры.

— Мне кажется, что сейчас отец вряд ли думает о твоем замужестве.

— Наоборот, думает, и почему бы ему не думать?

— Он говорил с тобой об этом?

— Он не говорит о моем замужестве, но оно его заботит.

— У него есть кто-нибудь на примете? — Сам предмет разговора вызывал у Малика все растущее удивление.

— Мне кажется, у него на уме несколько женихов. Частенько он делает довольно прозрачные намеки — похвалит одного, поругает другого — и смотрит, как я воспринимаю его слова. Но прямо он ничего пока не говорит.

Малик испытывал странное чувство, что от него ускользает само время. Это же просто немыслимо, невозможно — обсуждать с Амирой ее замужество. Ведь это же та самая девочка-подросток, норовящая ударить по мячу, который Малик гонял по саду со своими двоюродными братьями, используя вместо ворот вот эти две финиковые пальмы.

— Об этом еще рано говорить, — пробормотал он, стараясь припомнить, как полагается вести себя в таких ситуациях старшему брату. — Ты еще очень молода.

В душе Малик понимал, что это говорит не он, а другой Малик, проведший год во Франции. В действительности отец мог сосватать Амиру хоть завтра.

— Я не хочу выходить замуж, — проговорила Амира, — но я должна это сделать. Я не хочу покидать этот дом, но мне придется оставить его. Я хочу учиться в Европе, но не смогу. — Смысл фразы был грустный, но голос… Это был голос своенравной девчонки, которая, переодевшись мальчишкой, управляла автомобилем… Но при свете луны было видно, что по щекам Амиры текут горькие слезы безысходности. — Я не хочу выходить замуж против своего желания, — продолжала девушка. — Я не хочу быть такой, как мама. Как Лайла. И со мной это никогда не случится!

— Конечно, сестренка, — постарался успокоить Амиру Малик, хотя упоминание о Лайле больно резануло его по сердцу. — На все воля Аллаха. Когда-нибудь появится человек, с которым ты будешь счастлива разделить свою жизнь.

Каким же дураком он выглядит, но что он может сказать? Несколько мгновений Амира молчала. Потом заговорила так, словно ничего не произошло:

— Ой, совсем забыла тебе сказать, что в последнее время я часто вижусь с Ум-Салих. Она принимала роды у мачехи. Конечно, тут без меня не обошлось, но теперь Ум-Юсеф просто боготворит ее. Повитуха будет справлять рамадан на наши деньги.

— Другими словами, — поддержал разговор Малик, очень довольный, что они оставили грустную тему, — теперь этой женщине плачу я и платит мой отец. Не успеем мы оглянуться, как она купит весь аль-Ремаль.

— Вполне возможно, — сквозь слезы улыбнулась Амира. — Я никогда не встречала таких женщин. Она не человек, а какая-то стихия.

«Просто непостижимо, как быстро меняется настроение у женщин», — подумал Малик.

— Слушай, — продолжала Амира, — Фарид разработал чудесный план. Ты с ним согласен? — Я повидаюсь с Магиром Наджаром, но Фарид говорит, будто он не хочет никуда ехать.

— Я думаю, что он согласится. Ум-Салих утверждает, что больше всего на свете Наджар и его жена хотят иметь детей. Повитуха считает, что с этим горем можно будет справиться. «Треснутый горшок — еще не разбитый горшок», как любит она повторять. У нее удивительная интуиция, хотя в медицине она не очень сведуща, но в этом случае Ум-Салих зрит в корень.

— Я попытаюсь убедить Магира. Если он согласится, то на оформление всех нужных документов уйдет всего несколько дней. У нас работают сотни иностранных рабочих, и Онассис не жалеет денег на взятки чиновникам.