— Благодарю, мой господин, будьте тысячу раз благословенны. — Старая повитуха в знак признательности коснулась рукой своего лба.

Амира с трудом сдержала улыбку, вспомнив, как старуха помыкала ею в тюрьме на глазах охранника. Теперь же Ум-Салих снова превратилась в нищую крестьянку, склонившую голову перед богатством и властью.

Малик вежливо перешел к заботам о своем ребенке.

— Я хочу узнать о кормилице, которую вы выбрали. Она здорова?

— Да, господин, она вполне здорова. Это моя племянница Салима.

— Настоящая племянница или мнимая? — ехидно осведомилась Амира, вспомнив о сегодняшнем спектакле в тюрьме и о своей роли в нем.

— Постыдись, сестра. — Повернувшись к повитухе, Малик начал извиняться. — Прошу прощения, Ум-Салих, но Амира еще слишком молода и иногда забывает о приличиях.

Движением, исполненным королевского достоинства, старуха слегка наклонила голову.

— Я уже говорила, мой господин, что моя племянница только вчера родила мальчика, но, увы, ребеночек не выжил, и мы его оставили в тюрьме. Это очень печально: Салима и ее муж многие годы страстно мечтали иметь детей… Но позвольте заверить вас, что в остальном моя племянница совершенно здорова. Ваша дочь получит лучшее молоко и самую горячую заботу, поверьте мне.

— Я приеду за малышкой, как только смогу. Возможно, это будет через несколько месяцев, возможно, через год. Но не беспокойтесь, пока я жив, я буду заботиться о вас и о вашей семье.

— Как вам будет угодно, господин. Вы можете положиться на своих бедных слуг.

Амира знала, что повитуха говорит правду. Конечно, Малик сдержит слово, но даже если иссякнет его золото, Ум-Салих до гроба будет хранить страшную тайну, ибо болтливость будет стоить ей головы.

Пришло время уходить, но Малик не мог оторвать взор от спящей малютки.

— Хотите подержать девочку на руках, господин? — спросила повитуха и, достав ребенка из корзины, передала малышку Малику.

Он молча прижал к груди дочку и умолк, глядя на нее мокрыми от слез глазами.

Ум-Салих и Амира тоже притихли при виде единения дочери и отца под покровом умеющего хранить тайны неба пустыни.

Малик нарушил молчание только тогда, когда они с Амирой ехали домой.

— Ты меня знаешь, — сказал он, — я не отступлюсь от своих слов. Дочь будет для меня солнцем, луной и звездами.

При этих словах Амира внимательно вгляделась в лицо брата. Он разительно изменился за последние несколько месяцев: Малик стал взрослее и жестче, по его щекам текли слезы, а ведь он не плакал даже в детстве.

После долгого молчания Малик снова заговорил: