— Это… — кудахтнул он. — Этого просто не может быть!

— Соболезную. Бабло за усадьбу уже, поди, считанное было?

— Я этого так не оставлю!

— Да понятное дело, что не оставишь. Таких, как ты, хлебом не корми — дай по судам побегать. Поэтому знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем?

Мандест настороженно уставился на меня.

— Я сверну тебе шею, — любезно объяснил я. — Если спросят, скажу, что ты с лестницы упал. Тихоныч — свидетель. Будешь свидетелем, Тихоныч?

— Э-э-э, — сказал управляющий.

— Ну вот, видишь, — улыбнулся я, — Тихоныч не возражает. И ты не возражай. На том свете — хорошо. Спокойно… Никуда бегать не придётся.

С этими словами я шагнул к Мандесту.

Тот, побледнев как полотно, рухнул на колени. Взвизгнул:

— Не губи!

Ишь ты. Дурак дураком, а когда надо, соображает. Мгновенно вдуплил, что власть поменялась. И мне действительно ничего не стоит сделать так, чтобы он оставил меня в покое раз и навсегда.

— Не губи! — Мандест явно собрался целовать мои сапоги.

Я брезгливо отодвинулся. Приказал:

— Поклянись, что не будешь предъявлять.

— Клянусь! Всеми святыми клянусь!

Мандест перекрестился.

— Ладно. Допустим, верю. Вставай и вали отсюда.

Мандест вскочил и свалил. Аж пятки засверкали.

— Шустёр бобёр, — похвалил я.