Глава 6

— Отлично, — буркнул я. — А если бы я не приехал — ты про это «письмо» вспомнил бы, вообще?

— Вы читайте, — уклончиво отозвался управляющий, — там всё сразу понятно будет.

Я сломал печати.

"Я, Императорскою милостию граф Давыдов Алексей Михайлович, завещаю всё свое движимое и недвижимое имущество отроку по имени Владимир.

Сей отрок трёх недель от роду, в ночь на Крещение Господне, года от рождества Христова 178… был по моему распоряжению отдан на попечительство в деревню Дубки. Ежели я помру, а отрок сей будет жив и здрав, способен ногами ходить, руками двигать, а головою — рассуждать ясно, приказываю ему тот же час вступить в наследство всем, чем владею.

Если же отрок сей лежать будет колодою, письмо это моё уничтожить и никому о нём никогда не рассказывать. Отрока умертвить.

При написании сего нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти.

Заверено управляющим моим Аверьяновым Иваном и ключницей Боковой Натальей".

Внизу письма стоял витиеватый росчерк.

Н-да, действительно. «Отрока умертвить»… Куда уж понятнее.

— Я уж и разузнать послал, живы ли вы, — виновато сказал управляющий. — Сам-то не верил, конечно, уж простите великодушно. Двадцать лет пролежали — шутка ли? Но волю покойника выполнить обещался. Кто ж знал, что вы не только на ноги поднялись, но уже и самолично сюда направляетесь?

— Никто, — согласился я.

Ясности относительно лица военной наружности, притащившей какого-то мутного младенца в Смоленскую глушь, не было пока никакой. Зато внезапно свалилось на голову графское наследство. Прямо скажем, очень вовремя.

— То есть, теперь это всё, — я обвел рукой кабинет, — моё?

— Выходит, так.

— Слышал? — обращаясь к закрытой двери кабинета, бросил я.

Ответа не последовало.

Я встал, быстро прошагал к двери и распахнул её настежь. Мандест Давыдов, подслушивавший с наружной стороны, ввалился в кабинет и с трудом устоял на ногах.

— Слышал? — повторил вопрос я.