И, вероятно, Россия, к тому же имеющая до сих пор ядерное оружие, могла бы существовать в данном статусе еще много лет, скорее всего медленно угасая, поскольку создать крепкую производящую экономику «партии власти» все-таки не удалось, но мир неожиданно изменился, произошло перераспределение социальных ролей, сдвинулись в глубине какие-то тектонические пласты – выступила на авансцену истории сила, впервые обозначившая себя полвека назад.

Одной из примет новой эпохи стали студенческие революции конца 1960-х – начала 1970-х годов. Вспыхнули они, казалось бы, из-за пустяков: студентам одного из парижских предместий запретили оставаться в общежитии на ночь у своих герл-френдз. Эффект превзошел все ожидания. Будто искра упала на грандиозный взрывчатый материал. Студенты начали захватывать учебные заведения, громить аудитории, изгонять из них профессоров, организовывать митинги, демонстрации, строить баррикады, вступать в схватки с полицией или – образовывать коммуны, контркультурные группы, экзотические секты, сообщества, да просто внешним видом своим – разрисованными футболками, длинными волосами, гитарами, татуировками – шокировать благонамеренных граждан.

Пожар охватил практически всю Европу и США, перекинулся даже на Азию, где произошли массовые студенческие волнения в Пакистане, эхом «Пражской весны» прокатился по странам социализма и развеял призрачные надежды Запада на мирную и благополучную жизнь.

Что случилось? – недоуменно вопрошали западные социологи. Почему мир, только-только воспрянувший после трагедии великой войны, вновь затрясло? Где причины этого внезапного катаклизма и какими социальными мерами его можно было предотвратить?

В действительности странный «революционный порыв» был явлением закономерным.

К середине ХХ века помимо традиционных общественных классов, интересы которых за предшествующие столетия были институционально утверждены, образовалось в индустриальном мире принципиально новое сообщество – молодежь, тут же потребовавшая себе места под солнцем.

Молодежь – это феномен нашего времени.

И в эпоху Античности, и в период Средних веков человечество признавало только три возрастных категории: детство, взрослое состояние, старость. Это было отражено и в знаменитой загадке Сфинкса: кто ходит утром на четырех ногах, днем – на двух, вечером – на трех? Младенец, взрослый человек, старик, опирающийся на палку. Возраст молодости был в этих координатах не предусмотрен.

Экономический уровень общества был таков, что не мог обеспечивать стратегические гуманитарные инвестиции. На счету была каждая пара рабочих рук, и ребенок, едва повзрослев, был обязан включаться в ту или иную хозяйственную деятельность. Достаточно вспомнить уклад русских крестьянских семей, где дети уже с четырех-пяти лет должны были присматривать за младшими братьями или сестрами, исполнять несложные работы по дому, чуть позже – выходить в поле вместе со взрослыми.

Это было общей цивилизационной картиной.

Знаменитые европейские университеты Средних веков, частично аккумулировавшие молодежь, ситуацию изменить не могли: их насчитывались единицы.

Только в середине ХХ века, когда, с одной стороны, была осознана коммерческая ценность образования, а с другой, доходы среднего класса возросли настолько, что родители получили возможность содержать «взрослых детей» несколько лет, высшее образование стало явлением массовым: появилось множество молодых людей, единственной обязанностью которых являлось приобретение знаний.

Причем важный фактор: это было первое в истории поколение, которое целиком вырвалось из-под опеки семьи, перейдя из патриархального быта, не менявшегося веками, в аудитории, кампусы, библиотеки, студенческие лагеря; поколение, начавшее получать сведения о мире не от родителей и священника, имевших безусловный авторитет, а из газет, радио, телевидения, друг от друга. Были сняты все ментальные фильтры, упорядочивавшие умы. Новые идеи, провозглашавшиеся многочисленными оракулами, благодаря средствам массовой информации распространялись с фантастической быстротой. И, разумеется, пассионарный материал, каким всегда является молодежь, вспыхнул с необыкновенной силой.

Фактически началась новая Реформация, новая революция, вызвавшая к деятельности новые социальные силы. Однако поскольку вовремя этот грандиозный поворот отрефлектирован не был, поскольку не была наработана опережающая философия, которая могла бы придать спонтанной пассионарности позитивный формат, то и всплеск молодежной активности выразился исключительно в отрицании.

Разрушать было легче, чем созидать.

Вот характерные лозунги тех огненных лет: «Будь реалистом, стремись к невозможному!», «Запрещается запрещать!», «Занимайся любовью, а не войной!».

Впрочем, предпринимались попытки нормализовать этот стихийный протест. Президент США Джон Кеннеди, пришедший к власти не в последнюю очередь именно благодаря голосам молодых, выдвинул идею «Корпуса мира» – объединения добровольцев, готовых работать в отстающих регионах планеты, способствуя продвижению туда демократии и прогресса. Нравственный капитал Соединенных Штатов Америки был накоплен именно в этот период. С другой стороны, Советский Союз, где реализовывать большие мобилизационные сценарии было значительно проще, конвертировал этот пассионарный порыв в осуществление гигантских проектов – по освоению целинных земель, по строительству крупнейших электростанций, по прокладке стратегических железных дорог. Китай в свою очередь содрогался в судорогах «культурной революции»: энергия нового поколения была использована для политической, внутрипартийной борьбы.

В результате молодежное движение захлебнулось. Революция сознания, необходимая новому времени, осталась незавершенной. Она не сумела вывернуть мир наизнанку: протест превратился в коммерцию, что выразилось в мещанском «актуальном искусстве», бунтари стали благопристойными членами Европарламента, а у родителей-хиппи, мечтавших о свободе, равенстве и любви, выросли дети-яппи, грезящие о топ-менеджменте и сверхдорогом потреблении. И это тоже «было уже в веках, бывших прежде нас».

Однако первый шаг к преобразованию мира был сделан. «Восстание масс», о котором писал Ортега-и-Гассет, вышло на новый уровень.

Особую энергию этому явлению придал интернет: возможность мгновенных контактов, практически не зависящих от расстояния.