Конечно, жителей, квартала это вовсе не радует. Они теряют место, где можно хоть как-то было отдыхать в выходные дни, сидеть на скамейках, прогуливаться, играть с детьми. К тому же уничтожается множество деревьев, кустарников, клумб, а новый дом, как правило, заслоняет свет в десятках, если не сотнях квартир.

Протестовать тем не менее бесполезно: тут же появляются документы, где сказано, что все санитарные нормы строго соблюдены, строительство осуществляется исключительно в законном порядке – приезжает милиция и силой обеспечивает начало работ.

Новый дом, разумеется, можно было бы возвести и на другой территории: несколько в стороне, так чтобы он никому не мешал, но тогда бы пришлось тянуть к нему новые коммуникации, рыть траншеи, прокладывать трубы, кабели, провода, а это, естественно, удорожает строительство и, соответственно, уменьшает прибыль застройщика на определенный процент.

Любая компания старается этого избежать.

Прибыль – это святое.

Ничего выше прибыли нет.

А то, что ухудшится жизнь тысяч людей, – наплевать.

В конце концов, кто в этих домах живет: лузеры, социальный отстой, биомасса, способная лишь жрать, гадить и размножаться, тот, кто не сумел вырвать себе из жизни вкусный кусок и теперь копошится, как насекомое, среди грязи и нищеты.

На них можно просто махнуть рукой.

Однако в этот раз налаженный механизм дал осечку.

Когда зарычали бульдозеры, срезая кустарники и цветы, когда заворочался кран, выставляя вокруг будущей стройплощадки бетонное ограждение, когда полетели искры от сварщиков, прихватывающих это ограждение на скобу, то из ближайших домов начали подтягиваться к строительству группы людей. Сначала их были десятки, потом – несколько сот. Некоторые медийные издания утверждали впоследствии, что собралось около тысячи человек. Снимки, выложенные в интернете, этот факт вроде бы подтверждают. Подъехали, как водится, наряды милиции. Выставили посты. Обстановка медленно накалялась. Около семи вечера, когда было еще совсем светло, митингующие, устав от бесплодных переговоров, пошли на штурм. С десяток мужчин, притащив откуда-то длинный бетонный брус, как средневековым тараном, ударили им в створки ворот. Петли с замком слетели. Под ликующие крики «ура-а-а!..» толпа хлынула внутрь. Милиция отреагировать не успела. Сотрудники частного охранного предприятия, нанятые строительной фирмой, были оттеснены. Люди мгновенно распространились по всей площадке: были поставлены две палатки, зажжен костер. Избранный тут же гражданский комитет из десяти человек постановил, что будет дежурить всю ночь.

Впрочем, пока это не выходило за обычные рамки. Таких случаев лишь в одном Петербурге было не счесть, а уж по всей стране, просевшей в дикий капитализм, они проступали, наверное, как тифозная сыпь. И митинги уже собирались, и стройплощадки захватывали, и пытались блокировать к ним подъездные пути. В общем, ничего такого, чтобы – из ряда вон. И способ разрешения подобных конфликтов тоже был хорошо известен. На следующее утро, когда большинство жителей микрорайона уехало на работу, сотрудники охранного предприятия, к которым подвезли подкрепление примерно из двадцати человек, вежливо, но непреклонно вытеснили гражданский комитет за ограду, ворота снова были повешены, существенно укреплены, а поверх самого ограждения пущена колючая проволока – проникнуть внутрь без специального оборудования теперь было нельзя. Милиция, видимо, получила соответствующие указания: группа женщин, пытавшаяся не пустить на площадку второй строительный кран, тоже была с проезжей части вежливо оттеснена. Милиционеры дали понять: их дело маленькое, они выполняют приказ.

Тем бы, наверное, история и завершилась.

Как завершалась, повторяю, уже не раз – и в Петербурге, и во многих других городах.

Однако тут действительно что-то засбоило.

Быть может, петербуржцы вспомнили о традициях, которые культивировала еще советская власть.

Все-таки Петербург – город трех революций.

И потрясли они не только Россию, но в прямом смысле слова – весь мир.

А быть может, дело обстояло иначе.

Есть предел, который никакая власть не может переступать.