Глава 13. Лечим и инженерствуем

22 ноября 1892 г, Москва, ресторан «Славянский базар». Я заказал отдельный кабинет на втором ярусе, отсюда хорошо было видно зал внизу, знаменитый фонтан и посетителей за столиками. На третьем ярусе потолок слишком близко, и как-то давит на психику. Альберт появился вовремя, официант принес меню на английском и французском и он углубился в чтение.

— Сэр Альберт, поскольку я пригласил вас в этот ресторан, известный своей русской кухней, позвольте я буду вашим ресторанным гидом. Вы как относитесь к черной икре, называемой у вас «кавьяр»?

Выяснилось, что младший Виккерс ничего против не имеет. А к икре надо водочки. Тем более Шустовский коньяк еще не выдумали, как не выдумали байку о том, что де, французы, восхищенные напитком Шустова разрешили писать ему на этикетке «коньяк». В XIX веке торговые марки напитков еще не подлежали патентной защите и кто угодно мог писать слово «коньяк» на чем угодно, вот и здесь в меню значится «коньяк из земляники» — и пробовать не буду, в лучшем случае это — самогон а в лучшем — сладкий ликер. Так что предложил выпить ледяной водки по-русски. Рождественский пост еще не начался, так что предложил после закусок в виде балыков и стерляжьей ухи шашлык по-карски из молодого барашка, что также было благосклонно принято. По поводу десерта, сигар и так далее, посмотрим по ходу разговора.

Потом мы ходили выбирать стерлядку в аквариуме. Я выбрал средних размеров и ту, что повертлявей и поживей, но в сачок официанта, естественно попала уже ослабленная рыба, не успевшая увернуться от «рыболова». Быстро пресек попытку всучить ее нам:

— Любезный, эту дохлятину будешь подавать пьяненьким купчикам, а нам давай лови ту, на которую я тебе указал.

Официант чуть не упал в аквариум, но указанную рыбу все же поймал и унес на кухню. Мы вернулись за столик и нам тут же принесли холодные закуски и водку в серебряном ведерке со льдом. Официант разлил прозрачную жидкость в хрустальные рюмки и, сказав, что в России всегда пьют за что-то, это у нас называется тост, но не имеет отношения к зажаренному кусочку хлеба, предложил намазать вологодского масла на мягкий белый калач и сверху набросать вдоволь икры. Потом выпить водку сразу и заесть икрой. Первый тост, естественно, за здоровье государя императора (бить рюмки при этом — дурной тон). Альберт, несмотря на предупреждение, пытался пить мелкими глотками и закашлялся. Официант тут же налил сельтерской и англичанин запил, а потом съел икорки. Похоже, ему понравилось и я предложил выпить за здоровье королевы Виктории, что было принято и вторая попытка прошла удачнее. Потом мы отдали должное закускам, выпив третью за процветание фирмы братьев Виккерс и так далее. Дальше я больше подливал Альберту, а он тренировался пить по-русски, сначала под уху, а потом и под баранинку. И только я отрезал первый кусочек мяса, как официант, вежливо постучав, сказал, что к вашему превосходительству прибыл фельдъегерь из Петербурга.

Пока Альберт «уминал» сочное мясо, я прочитал письмо, оно было от Марии Федоровны и гласило, что император простудился на охоте в Спале и его с высокой температурой в полубессознательном состоянии привезли в Зимний, где он и находится под присмотром лейб-медика Вельяминова. Государь, придя в себя, просил меня немедленно приехать, поезд уже выслан. Вот как, неужели это тот роковой случай, послуживший причиной смерти Александра Александровича через несколько месяцев. Здесь он произойдет на год раньше — в 1893, но как уже было замечено у лиц, контактировавших со мной, время может убыстряться — погиб же Панпушко раньше назначенного срока. Также мое присутствие убыстряет исторические события — случилась же Итало-абиссинская война на 4 года раньше и длилась она меньше. Извинившись перед Альбертом, спросил, где здесь телефон, официант побежал впереди меня показывать дорогу. Фельдъегерь шел за мной, я отдал распоряжение Артамонову как можно быстрее собраться и прибыть на лихаче в ресторан «Славянский базар», где передать швейцару, что вещи князя Стефани прибыли и лихач его ожидает у входа. Велел взять чемодан и сложить мундирный фрак с орденами, белый халат, взять из аптечки у меня в кабинете АСЦК и СЦ — попросил записать и повторить названия — по сотне порошков каждого.

Потом вернулся к Альберту и сказал, что император срочно вызывает меня в Петербург и мне надо немедленно ехать.

— Как же так, сэр Александр, я ведь проделал такой путь ради встречи с вами, может быть есть возможность задержаться?

— Нет, уважаемый сэр Альберт, я выезжаю немедленно! Постойте, вы ведь писали, что проследуете из Петербурга в Лондон через два дня. Если у вас нет больше дел в Москве, мы можем поговорить в поезде, у меня свой салон-вагон и нам никто не помешает, заодно прокатитесь, как у нас говорят «с ветерком», спецпоезд остановок в пути не делает, а вся еда и напитки есть на борту.

Альберт сказал, что ему нужно полчаса на сборы и из ресторана есть проход на его этаж.

— Хорошо, жду вас здесь же. — ответил я англичанину и спросил фельдъегеря, ел ли он сегодня.

Оказывается, он еще не обедал, поэтому приказал принести чистую рюмку, приборы, и что готово из горячих мясных блюд, если есть такой же шашлык — то его. И все посчитать. Заказ принесли практически в мгновение ока, офицер с удовольствием выпил рюмку водки и плотно поел, а я расплатился и попросил немедленно мне сообщить, как приедет на извозчике мой денщик.

Потом пришел Альберт с чемоданом и мы спустились вниз, через десять минут подъехал Артамонов и мы поехали на вокзал. Виккерс был поражен салон-вагоном и тем, что в составе всего один вагон. Спросил, все ли русские генералы так ездят? Я сказал что все, если они еще и князья и выполняют особые поручения императора. Это его поразило еще больше. Проводник-стюард был все тот же, так что Артамонов опять устроился вместе с ним, благо в служебном купе две полки. Я попросил принести нам горячего чаю, по рюмке коньяка и сыр, после чего спросил: «может, что-то еще?». Альберт рассматривал вагон, глядел в панорамные окна и вроде не услышал вопрос. Так что пришлось напомнить, что мы вроде собирались обсудить иск, предъявленный мной по поводу потерь понесенных мной по вине сотрудника компании «Виккерс» Базиля Захарова.

Альберт сказал, что они с братом считают иск обоснованным и готовы передать мне 30 % акций и 40 тысяч фунтов в золотых соверенах. Видимо, он так был поражен путешествием в личномпоезде, что не счел нужным торговаться, здраво рассудив, что лучше такую влиятельную персону иметь в союзниках, а не во врагах. После этого он составил договор, что при передаче или переводе этих активов на указанный мною счет я отказываюсь от своего иска, что мы и подписали, проставив сегодняшнюю дату. При этом Альберт не забыл продемонстрировать бумагу от брата, подтверждающую его полномочия.

Я сказал что в Bank of England у меня открыт счет, так что они могут перевести деньги туда, а акции прислать курьерской почтой на мой адрес в Петербурге — продиктовал новый адрес на Екатерининском канале. Я был очень доволен сделкой — 40 тысяч соверенов — это четыреста тысяч рублей золотом, да еще и акции, которые будут только расти в стоимости год от года, да и дивиденды на них будут «капать», сейчас, после участия денег Ротшильда, стоимость фирмы около двух миллионов фунтов. Даже как-то обидно было, что пропали мои «домашние заготовки» вроде истории жизни и мошенничеств Захариоса, который даже и в Лондонской тюрьме успел посидеть по обвинению в краже денег у родного дяди, а уж про более ранние похождения и говорить не приходится и такого вымазанного с ног до головы в дерьме человека фирма сделала третьим действующим лицом и ввела в Совет директоров — вот простор был бы для журналистов.

Выпили за дружбу и процветание уже совместной компании. Альфред спросил, не мог бы я дать лицензию на свои ручные бомбы. Я ответил, что это — военное изобретение и права на него принадлежат государству. А вот не возьмется ли компания Виккерс за гусеничный трактор и я показал эскиз. Объяснил, что к чему и в чем отличие от прежних образцов, спросил, есть ли у них достаточно легкий паровой двигатель не менее 50 сил — поставить такой двигатель на каждую гусеницу, но чтобы вес машины не превысил 10 тонн, лучше, если до 8 тонн. Альфред взялся не очень твердой рукой перерисовывать чертеж, а я заказал еще чаю, все — таки завтра надо быть абсолютно трезвым, хотя поезд прибудет часов в шесть после полудня (идет он быстрее, так как остановок не делает, только в Бологом паровоз заправляется водой).

Сказал, что если возьмутся делать, то британский патент должен быть на мое имя, а Виккерсу я дам лицензию на производство, все равно кроме Германии, такую штуку никто не потянет технологически. Еще уточнил, есть ли возможность запатентовать трактор еще и в Германии, мол, в России патент уже есть, но сделать никто не берется. Альфред ответил, что сначала соберутся инженеры и технологи, оценят возможности производства, а потом мне сообщат решение. Еще сказал, что через царя я могу «пробить» применение этой машины при строительстве железных дорог и в карьерах, так что, в России заказы будут. Подписали письмо о намерениях сторон, где указали возможную патентную защиту в Британии, которую в случае разработки берут на себя братья Виккерс и неразглашение конфиденциальной информации об изобретении, даже если оно не будет принято к производству в Британии, после чего Альберту проводник постелил на диване, а я пошел спать в спальню.