1. ТАКТИКА ПРОТИВ ВНЕШНЕГО МИЛИТАРИЗМА

Конечной целью антимилитаризма является устранение милитаризма, т. е. упразднение армии в любой форме, что неизбежно повлекло бы за собой исчезновение всех прочих характерных проявлений милитаризма, которые, по существу, являются лишь косвенным следствием существования армии. Когда спадает мантия, герцог также должен уйти.

Эту цель смог бы осуществить и пролетариат только при условии, если сложится такое международное положение, при котором будет исключена всякая необходимость содержать в интересах пролетариата постоянную армию, причем интересы пролетариата отнюдь не следует понимать как противоречащие национальным интересам.

Логически рассуждая, необходимость существования армии могла бы отпасть и для капитализма при устранении возможностей конфликтов или при равномерном международном разоружении.

Устранение возможностей конфликтов означало прежде всего устранение экспансионистской политики, которая, как это указывается в другом месте, найдет свое естественное завершение в охвате всего земного шара трестами, подчиненными великим державам; собственно говоря, это означало бы в конечном счете создание всемирного союзного государства[105].

Но эта задача является пока еще романтической музыкой будущего. Все мировая политика не достигнет такого «состояния устойчивости» до тех пор, пока пролетариат не осуществит своей конечной цели и не поставит свою мировую политику на место капиталистической.

С международным разоружением дело обстоит еще хуже. оно означает, кроме того, не более и не менее как отказ от тех международных интересов, которые заставляют господствующие классы, капитализм, апеллировать к ultima ratio regum (последний довод), т. е. именно от тех интересов, которые признаются капитализмом как важнейшие и даже жизненные для него, в особенности, от политики экспансии. Вера в то, что всего этого можно достичь при господстве капитализма еще до обеспечения указанного естественного состояния устойчивости мировой политики, является поистине верою слепца. Конечно, влияние пролетариата, направленное против основ нынешней мировой политики и благоприятствующее образованию всемирного союза государств, все более и более возрастает даже в отсталых странах и может порою способствовать ослаблению угрозы войны и общемировому умиротворению; но рост влияния пролетариата усиливает также и опасность бонапартистских трюков, так что представляется сомни, произойдет ли при этом хотя бы уменьшение суммы возможностей войны.

Тенденцию осуществления равномерного международного разоружения можно было бы также назвать антимилитаризмом, если бы в результате этого удалось сделать существующие армии фактически не способными к выступлению или, по крайней мере, подорвать их боеспособность. Эрве требует, — в этом заключается суть его идей, — проведения такой подрывной работы любой ценой.

Но и идея Эрве также приемлема в принципе только в том случае, если признать, что пролетариат ни при каких обстоятельствах и ни в каком случае не заинтересован в вооружении народа. Вокруг этого последовательно и вращается весь спор, причем «реально-политическая» точка зрения Каутского, не довольствующегося лишь внешним и вводящим в заблуждение делением войн на наступательные и оборонительные[106], заслуживает предпочтения перед заносчивым и игнорирующим реальное положение вещей антипатриотизмом федерации Ионны. До тех пор, пока в международном масштабе не будет достигнуто состояние экономической и социальной устойчивости, к которому стремится социал-демократия, пока не будет устранен классовый характер общества, возможность возникновения войн будет существовать, и социал-демократия, вернее, именно социал-демократия не может игнорировать этого. Само собой разумеется, как указано выше, что действительные причины войны при господстве капитализма таковы, что пролетариат не только не может поддерживать их, но, напротив, должен бороться с ними самым решительным образом. Конечно, неправильно думать, что все войны представляют собой лишь действия, направленные против пролетариата. Правда, в бонапартовском смысле такое толкование возможно, а ведь «привкус» бонапартизма можно найти повсюду. Однако наиболее существенной из всемирно-исторических причин войны является, как правило, борьба за добычу, за прибыль между капиталистическими классами мировых держав. Естественно, что в результате таких войн, в ходе таких войн могут произойти восстания, революции, и каждая из воюющих стран будет вынуждена повернуть оружие против своего пролетариата. Таким образом, здесь проявляется общая солидарность господствующих классов воюющих между собой держав в их борьбе против пролетариата этих государств; в большинстве случаев именно тогда и проявляется тенденция к окончанию войны. Столь же естественно также, что каждая победоносно завершенная война, предпринятая по капиталистическим мотивам, так или приводит к бонапартистским последствиям, в то время как при неблагоприятном исходе войны неизбежному культурному ущербу противостоит все же шанс крушения капиталистической реакции. Вследствие этого у пролетариата возникает чрезвычайно сильный стимул к выступлению против войны, и вполне понятно и почти похвально, если в той или иной стране в ходе борьбы против войны идут дальше первоначально поставленных целей. С точки зрения пробуждения и возбуждения масс учение Эрве имело свои ценные стороны. Оно уже отчасти сыграло свою роль.

Мы прежде всего различать войны по их характеру. В зависимости от этого мы должны затем установить, в каких случаях будет принципиально правильным стремиться к разоружению. Естественно, что вопрос о принципиальном отношении к войне имеет весьма существенную практическую важность и ни в коем случае не является чисто теоретической умственной гимнастикой. Он не решается сам собой в каждом конкретном случае; напротив, каждый конкретный случай, вызывая большое возбуждение, приносит с собой тенденцию к запутыванию ясной точки зрения. Применительно к Германии предостережением служат те события, которые разыгрались внутри партии в начале германо-французской войны и во время восстания Герреро; они указывают на необходимость осторожности и своевременного выяснения принципиальных вопросов.

Далее, в каждом отдельном случае необходимо наряду с выяснением того, что в принципе было бы желательным, поставить и вопрос о том, что практически выполнимо. И здесь Эрве предается опасным иллюзиям. Еще не созрело время для объявления всеобщей стачки или стачки солдат против любой войны, противоречащей интересам рабочего класса. Эрве восклицает: «Энергичная антимилитаристическая и антипатриотическая агитация — и гора подойдет к Магомету!». Здесь он увлекается анархизмом. Мы же должны сказать: пролетариат в своей подавляющей массе еще не проникнут классовым сознанием, еще не просвещен в духе социал-демократии, не говоря уже о том, что для каждого антипатриотического выступления во время разгорающегося шовинистического пожара необходимо столько же готовности к самопожертвованию и хладнокровия, сколько и рассудительности. Организация и общее революционное просвещение рабочих являются предпосылками для успешной всеобщей или солдатской стачки в случае войны. Рассчитывать в этом вопросе на одну только антимилитаристическую пропаганду — значит предаваться чистейшей фантазии.

Обычное положение вещей в связи с данным вопросом выглядит следующим образом: если пролетариат уже настолько развит, что может осуществить указанные действия, то он способен и завоевать для себя политическую власть, поскольку не может быть более неблагоприятных условий для развертывания пролетарской мощи, чем те условия, которые обычно возникают в момент развязывания войны.

Что же касается плана Эрве, согласно которому стачка солдат должна увязываться с восстанием и, следовательно, с попыткой завоевания политической власти и с настоящим вооружением революции, то этот план по крайней мере логичным и не выдает премии за культурную отсталость. Нужно было бы только задать себе вопрос о возможности его осуществления в национальном масштабе (если он вообще осуществим во время социальной революции), а не о возможности его осуществления в международном масштабе, что должно нас интересовать в связи с вопросом о стачке солдат или всеобщей стачке. Однако национальная осуществимость находится в прямой зависимости в первую очередь от уровня развития пролетариата и от степени политического, социального и экономического напряжения, при котором он живет. католических промышленных Германии. То, что может быть практически осуществимо во Франции, Бельгии или Швейцарии, далеко еще не является осуществимым в Германии. И, конечно, одной только антимилитаристической пропаганды мало для устранения этого недостатка, хотя она, безусловно, вполне пригодна для пробуждения классового сознания. Далее, можно выдвинуть также и следующее возражение: восстания искусственно не делаются. При трезвом и вдумчивом отношении к вопросу нельзя предполагать, что всякая война, или даже та война, которую проклинает пролетариат, которая причиняет ему вред, может, даже при наличии самой активной агитации, сразу довести вооруженный народ до революционного накала, причем наиболее подготовленный к этому народ, не говоря уже всех народах, эксплуатируемых капиталистами; нельзя предполагать, что всегда будут иметься шансы на успех такого восстания. Война — это такой факт, который никогда не проявляется столь же регулярно, как конфликт с внутренним милитаризмом, и который представляет собой опасность, сознаваемую массами скорее теоретически. Война вовсе не является самоочевидным, легко бросающимся в глаза массам проявлением классовой борьбы, а ее зависимость от действий иностранных государств затрудняет ориентацию как в ней самой, так и в направленных против нее действиях.

Эрве и в этом вопросе недооценивает тех серьезных стимулов, на которые должно опираться такое выступление против войны, если оно не желает оказаться смешным и одновременно опасным пуфом, подобно бомбе, которая взрывается в кармане у того, кто хочет бросить ее.

Следует вновь выявить различие. Нельзя стричь все под одну гребенку. Безусловно, имеются такие войны, которые пробуждают революционные силы, которые создают внутри отдельных государств сильное социальное и политическое напряжение и доводят его до взрыва: к таким войнам следует отнести случай интервенции в России, практически возможный, конечно, лишь в отдаленном будущем. Начало именно такой войны явилось бы для западноевропейских народов сигналом для взрыва самой беспощадной классовой борьбы, явилось бы принуждением, ударом бича, способным поднять народ против внутренней реакции, против поклонников кнута, против позорных палачей несчастного, стремящегося к свободе народа. И действительно, лозунг Вальяна «Скорее восстание, чем война» нашел бы тогда сочувственный отклик среди пролетариата всех цивилизованных стран.

Сегодня можно представить себе и другие случаи, при которых выковалась бы мужественная и готовая на жертвы солидарность, например, возникновение войны между Швецией и Норвегией. Однако все это не укладывается в рамки нормального развития, которое мы должны класть в основу при разработке нашей тактики. Возможно, что когда-либо в будущем такую ситуацию создаст возникновение войны между Францией и Германией. Многое будет зависеть от социал-демократии обеих стран, которая своей революционной просветительной работой может способствовать скорейшему появлению такой солидарности. Естественно, что многое будет зависеть и от причины войны; очевидным фактом является, например, то, что, несмотря на всю общемировую шумиху, в настоящее время колониальные поводы к войне, хотя они и актуальны, могут использоваться заинтересованными в войне лицами лишь с небольшой эффективностью.

Если мы, таким образом, можем считать своей целью полное разоружение, хотя бы временное и только для исключительных случаев, то не может быть каких-либо принципиальных или практических возражений против частичного разоружения, которое уменьшало бы лишь способность армий к агрессии. Уничтожение постоянной армии и замена ее всеобщим вооружением народа, замена ее милицией, а также идущее рука об руку с этим предложение Гастона Моха о сокращении военных расходов и ослаблении всех прочих вредных следствий милитаризма, — таковы те требования, которые вполне логично написаны повсеместно на знамени сознательного пролетариата.

Поэтому понятно, что имеются определенные причины, по которым решения интернациональных конгрессов, содержащие лишь антимилитаристическую «программу-минимум» большинства организаций, стоящих на почве современного рабочего движения, не выходят в основном за рамки общих мест по вопросу о «милитаризме вовне». Не в меньшей степени этим же самым оправдывается также и то, что в тактических программах отдельных национальных партий почти повсюду отсутствует более глубокое определение милитаризма с этой стороны, что борьба против него, как правило, происходит все еще на общеполитической арене, что национальные партии стремятся добиться своей цели путем воздействия на весь общественный строй и не очень стремятся специализировать пропаганду. Резолюция Вальяна, принятая французским партийным съездом в Лиможе, которая должна быть предложена Штутгартскому конгрессу 1907 г.[107], является в своих основных чертах удачной и приемлемой.

Нападки анархистов, в частности Ньювенгейса, на такое поведение социал-демократии бьют мимо цели. Пускай социал-демократия проявляет здесь известную беспомощность, но зато она не занимается фразеологией. Фразеологией и фантазией является скорее поведение тех, которые, провозглашая неосуществимые мероприятия, стремятся при помощи таких общих фраз разрешить эту все еще неразрешимую в настоящее время тактическую проблему.