Я оцепенело кивнула.
— Только… сначала тебе придется отпустить мою рубашку.
Возник неловкий момент, когда я поняла, что по-прежнему цепляюсь за его рубашку как за спасательный круг. Буркнув «извини», я поспешно выпустила накрахмаленную ткань и, отступив, увидела, что на ней остались отчетливые коричневые полосы. А я и забыла. Во всем этом хаосе я совершенно забыла, что я вся в грязи.
— Испачкалась, — зачем-то сказала я.
Лукас посмотрел вниз, как будто сам этого не заметил.
— Отстирается, — пробормотал он.
Мы прошли еще один коридор и свернули в другой. В последнем было много дверей. Я замедлила шаг, мое внимание привлек первый же стальной прямоугольник. Может, мама была за этой дверью? Или за этой? Или за следующей?
— Здесь ее нет, — тихо сказал Лукас, тоже замедлив шаг. — Ее держат в другой части здания.
Признав поражение, я медленно отвела взгляд от двери. Парень мог солгать, но почему-то я ему поверила.
Маму могли прятать где угодно.
Пройдя мимо еще двух одинаковых дверей, Лукас остановился и толкнул узкую дверь справа.
— Душ, — сказал он. — Можешь не торопиться.
После пятнадцати минут тщательного мытья мочалкой я вышла из душа, наконец-то чистая и в своей старой одежде, которая аккуратной стопкой лежала на табуретке в углу.
Перед третьей дверью от душа Лукас провел знакомый ритуал с кодовым замком.
Когда раздался сигнал и дверь тяжело отъехала в сторону, я вошла, не заставляя себя просить, и без энтузиазма оглядела камеру. Она была крошечной, даже меньше моей комнаты на ранчо Гринвудов.
У меня даже не хватило сил на раздражение, несмотря на то что я и в этот раз пережила бы без этих ценных сведений.
Смотреть там было особо не на что. Узкая койка у противоположной стены, на ней аккуратно сложенное оливково-зеленое одеяло. На правой стене маленький стальной унитаз. Голый бетонный пол. И едкий запах хлорки, выжегший следы предыдущих обитателей.
Это была комната без особых претензий, комната, которая не пыталась выдавать себя за что-то иное, чем она была на самом деле, — тюремной камерой.
Возможно, в ней я буду спать в последний раз в жизни.