Книги

Мифы об инстинктах человека

22
18
20
22
24
26
28
30

Мои взгляды на поведение животных начали меняться. Сейчас можно сказать, они начали приходить в порядок. Особенно забавно стало тогда, когда по правую сторону от нашего унитаза начала скапливаться прочитанная пресса (наш туалет, как и во многих других семьях, являлся неким аналогом читального зала с элементами релаксации). Кошачий туалет стоял от унитаза слева, а стопка газет — справа. Вот кошка и повадилась к следующей процедуре — сначала она подходила к газетам, скребла их, разрывая верхнюю когтями, а затем обходила унитаз, размещалась в своей коробочке и со спокойно отводила душу. Затем опять следовали закапывающие движения по голому кафелю, и кошка уходила.

Наблюдая всё это, я понял, что поведение животных и впрямь неосознанное, как бы автоматическое. Словно робот, которого завели, и он пошёл. А когда перед ним возникла стена, он упёрся в неё, но продолжает идти, вхолостую "буксуя" на месте.

В итоге следующие 18 лет кошка продолжала разрывать газеты справа от унитаза, а непосредственно свою нужду справлять слева от него.

Если изучать данный аспект поведения кошки (закапывание своих испражнений) с точки зрения его формирования в процессе эволюции, то мы обнаружим, что этот навык был развит и усвоен древними предками наших домашних питомиц в связи с необходимостью удачной охоты. В природе дикие кошки охотились, залегая в укрытиях и подстерегая жертву. Чтобы этот процесс проходил более удачно, требовалось избавляться от малейших запахов, свидетельствующих о присутствии самой кошки. Именно поэтому на протяжении многих и многих тысяч поколений у семейства кошачьих развивалась чистоплотность (вылизывание себя, чтобы избавиться от запахов) и навык закапывания своих испражнений. Всё это служило исключительно целям успешной охоты.

Прошло уже около 10 тысяч лет с момента одомашнивания кошки человеком, но и по сей день её инстинкт закапывать фекалии сохраняется, в чём может убедиться каждый из нас, ежедневно наблюдая, как его питомица усердно, но совершенно слепо и неосмысленно скребёт лапками по кафелю, безуспешно силясь реализовать свои врождённые программы. И это несмотря на то, что они ей уже как минимум 10 тысяч лет не нужны.

Стадия наивного антропоморфизма служит хорошим примером того, как, глядя на любое явление через конкретную призму можно увидеть именно то, что желаешь, а не то, что есть на самом деле. В крайних случаях можно прийти и к заключению, что ветер дует преднамеренно и целесообразно, чтобы раздувать паруса кораблей и разносить пыльцу растений. Но данный этап в своих суждениях большинство людей преодолевают в довольно раннем возрасте. За ним следует другой этап, который, в принципе, ничем не отличается качественно.

Текстура и структура поведения

Но это всё кошка. Теперь возьмём человека: он избавляется от своих испражнений? Верно, тоже избавляется. С какой целью он это делает? С целью обеспечения себе лучшей охоты? Вряд ли. Мы точно знаем, что человек ликвидирует свои фекалии самым главным образом по причине наличия в его психике такой категории, как эстетика. И ещё мы знаем, что данная психическая категория совсем не наследуется в генетическом порядке, а перенимается посредством усвоения культурно-исторических образцов поведения в данном конкретном обществе. Иначе говоря, мы точно знаем, что ребёнка человека обучают избавляться от своих испражнений, порой даже посредством наказаний. Но что мы имеем в итоге?

В итоге же мы наблюдаем и у кошек, и у людей одинаковую текстуру поведения — избавление от своих фекалий (то есть непосредственно наблюдаемые действия). Это формальный внешний признак деятельности. Но мы точно знаем, что под этой одинаковой текстурой скрывается в корне отличающаяся структура. У кошек эта потребность врождённая, заложенная в генах и реализуемая совершенно инстинктивно, без участия сознания, служащая вполне конкретной цели (пусть она уже и неактуальна для их вида), тогда как у человека эта потребность исключительно приобретаемая и служащая уже неким абсолютно абстрактным целям, либо целям санитарии.

Так и получается, что чисто внешне деятельность (текстура) многих животных и человека может быть чрезвычайно схожа, но вот по своему внутреннему устройству (структура) эта деятельность не похожа ничуть, это совершенно разные явления.

Увы, но далеко не каждому человеку предоставляется возможность преодолеть этап наивного антропоморфизма в своих представлениях, некоторые так и остаются на уровне суждений о "доброте, разумности и эстетизме" животных. Они так и не доходят до осознания того факта, что все эти животные реакции совершаются на принципиально ином уровне, нежели у человека, что у них совершенно иная структура, совершенно иная природа и целесообразность. Просто люди берут внешнюю сторону поведения животного, его текстуру, форму, и сравнивают только эту характеристику с точной такой же у человека, совершенно забывая, что у поведения есть и содержание, внутренняя суть, структура, обусловленная целями, мотивами и способом своего возникновения. И уже именно эти структуры могут кардинально отличаться, несмотря на полное тождество текстур. Некоторые люди этого никак не понимают и, что не может не печалить, некоторые из них представляют мир науки.

Стадия наивного антропоморфизма часто уступает место другой стадии, которая, в принципе, ничем не отличается качественно — это стадия наивного натурализма. В данном случае всё происходит с точностью до наоборот — познав структуру поведения животных, которое по своей природе неосознанно и автоматизировано, человек принимается применять этот подход и к поведению вида Homo sapiens. Тут мы видим общеизвестную тенденцию подогнать как можно большее число явлений под одну общую теорию (в философии данная тенденция называется монизмом). На стадии наивного натурализма человек пытается всё поведение своего вида описать в терминах зоопсихологии — рефлексы или инстинкты. Именно на данном этапе в высказываниях людей появляются фразы типа "музыкальный инстинкт" или же "водительский инстинкт". Именно на данном этапе в речи появляются ссылки на биохимию организма, которая активно регулирует поведение животных.

Конечно, в итоге это тоже в оказывается наивной позицией. Лишение человека его сложнейшей психики, которое непременно происходит при наивном натурализме, обусловлено отсутствием глубины во взглядах. В данном случае человек знает, что животные многие действия совершают в известной степени автоматически, без какого-либо обдумывания. Дальше следует цепочка рассуждений: человек тоже животное, значит, и у него в основе поведения должны лежать все те же механизмы. И тут происходит подгонка всех актов человеческого поведения под трафареты, снятые с жизни животных. Но подгонка эта совершается лишь в плане внешней стороны дела (текстуры поведения), а внутренняя же сторона, содержание (структура поведения), начисто игнорируется, выпадает из поля зрения рассуждателей подобного толка. В итоге в развитии отношения к проблеме поведения животных и человека на определённом этапе происходит занятный переворот: если на самом примитивном этапе, человек смотрит на животное через призму самого себя и в итоге видит в нём человека: только на четвереньках и лохматого (животные очеловечиваются), то на следующем этапе человек принимается смотреть на себя сквозь призму поведения животных, со всеми их инстинктами, из-за чего так же непременно начинает видеть в себе животное (человек озверевает). Поведение человека, если смотреть в самом общем плане, в итоге мало чем отличается от поведения животных: и те, и другие, заняты одними и теми же вещами, совершают одни и те же действия — выходит, человеком движут те самые механизмы, что и животными? Выходит, что так.

Вот по такой схеме люди и попадают в объятия наивного натурализма — сводят сложное поведение человека почти до полного отождествления с таковым у животных, а ещё более сложную психику так и вовсе почти нивелируют до уровня побочного эффекта, эпифеномена. К подобным выводам способен привести только поверхностный анализ, при котором сравнивается лишь внешняя сторона явления, а внутренняя сторона, его содержание, становится жертвой невнимательности и попросту не замечается. Выше уже упоминались такие термины, как текстура и структура поведения. И на самом деле это очень важные понятия, которые бы не мешало освоить всем исследователям поведения животных и человека. Без учёта этих понятий всякие рассуждения о различии и уж тем более сходстве в поведении и психике различных видов всегда будут оставаться лишь пустословным философствованием, лишённым даже малейшей серьёзности.

Текстура поведения — это как раз внешняя сторона явления, цепь конкретных движений, цепь конкретных действий. Текстура поведения непосредственно доступна наблюдению.

Структура же— это внутренняя сторона явления, его смыслообразующая составляющая, в которую непременно входят цель данного поведения, его причины и способ, которым данное поведение приобретается. Таким образом, структура поведения недоступна непосредственному наблюдению, она может выявляться лишь опосредствованными способами.

Если сравнивать только внешнюю сторону поведения особей и на основании этого проводить знак абсолютного тождества между ними, то легко прийти к массе весьма некорректных заключений.

Если ориентироваться только по признаку внешнего сходства, тогда и кит — рыба.

Рассмотрим пример идентичной текстуры поведения, но при этом совершенно различной его структуры. Для иллюстрации мне вспоминается забавный случай, прочитанный ещё в середине 90-х в журнале "Ридерз дайджест", который тогда бесплатно и настырно подкидывали в почтовый ящик с ворохом навязчивой рекламы. В рубрике читательских писем журнала была приведена занятная история одной молодой американки. Суть в том, что однажды она встретила полюбившегося ей человека и перебралась к нему жить. Как-то она решила устроить ужин и пригласить на него своих родителей. Дочь наготовила разной снеди, заставила ею весь стол. Когда же приехали родители, мать спросила у дочери: а зачем ты накрыла индейку металлическим колпаком?

— Мама, но ведь ты, сколько помню, сама всегда так делала, — удивилась дочь.