Книги
Мифы об инстинктах человека
закрашивать чёрным маркером перья самцов-неудачников (грудка которых светлее), то самки и на них начинают реагировать активнее, и уже в силу этого уровень тестостерона таких самцов также начинает расти (Safran et al., 2008).
И влияние поведения на выработку гормонов характерно для многих видов животных.
Даже у женщин занятия дзюдо могут приводить к повышению тестостерона и снижению эстрогенов (Ильин, 2010, с. 518).
Проще говоря, поведение влияет на гормоны. И излюбленная фишка эволюционных психологов, объявить причиной того или иного поведения обнаруженный высокий уровень какого-либо гормона, оказывается просто досадной нелепицей.
Кортикализация (энцефализация) функций
В 1960-х нейробиолог Пол Маклин (Paul D. MacLean) предложил концепцию "триединого мозга", суть которой сводилась к тому, что мозг человека представляет своеобразную матрёшку из трёх различных по возрасту структур: кора мозга (неокортекс) — наиболее молодое эволюционное образование, где осуществляются сложные мыслительные процессы; кора покрывает лимбическую систему — более древнее образование, отвечающее за эмоции; а лимбическая система, в свою очередь, покрывает древнейшую из структур мозга, которую Маклин назвал "рептильным мозгом", подразумевая, что этот самый "рептильный мозг" (ствол мозга, базальные ганглии и другие структуры) возник ещё сотни миллионов лет назад у рептилий и оказывается общим для всех последующих эволюционных видов. В "рептильном мозге" Маклин разместил все возможные инстинкты (Марцинковская и др., с. 141). Якобы вся эта концепция должна была объяснить, почему человек может думать одно, чувствовать другое, а делать и вовсе третье.
В представлениях Маклина три описанные структуры просто механически надстраиваются одна над другой, никак функционально друг друга не меняя, а просто контролируя работу одна другой по нисходящей.
Часто концепцию "триединого мозга" называют теорией, но это не так, поскольку это всего лишь красивая схема, не имеющая под собой никакого реального основания. Увы, но схему эту в книге "Драконы Эдема" популяризировал астроном Карл Саган, для которого нейробиология была тёмным лесом, а послушный обыватель принял эту заманчивую и простую концепцию на веру.
В действительности же построение Маклина рушится с самых своих основ: хотя бы потому, что у всех позвоночных есть все отделы мозга, и впервые они появляются задолго до рептилий — ещё у круглоротых (Андреева, Обухов, с. 16). То есть и у самих рептилий мозг содержит все отделы мозга, которые, если верить Маклину, возникают лишь позже, у млекопитающих — просто какие-то отделы развиты больше, другие — меньше.
Современная нейробиология смотрит на концепцию "триединого мозга" как на историческое недоразумение (Барретт, с. 105). Майкл Газзанига иронически называет эту концепцию теорией поезда — где новые слои мозга добавлялись к старым, как прицепляют дополнительный вагон к поезду. На самом же деле
Иными словами, когда над старым блоком надстраивается новый, то меняются и функции первого, по-иному распределяясь внутри всей новой системы. Данное положение описывается в терминах эмерджентности или фазового перехода, то есть такого эффекта, когда постепенное накопление изменений в какой-то критической точке приводит к рождению качественно нового свойства (обычно это демонстрируют на примере воды, которая при понижении температуры долгое время не меняется, но при нуле градусов просто превращается в лёд, так же, как и при ста градусах становится паром).
Знаменитый нейробиолог Рамачандран вторит Газзаниге, указывая, что фазовые переходы применимы и к происхождению человека. Он пишет, как однажды произошло
В нейробиологии феномен фазового перехода выражен принципом энцефализации (или кортикализации) функций, который гласит, что наиболее древние участки нервной системы в ходе эволюции передают свои функции участкам более новым. Таким образом,
Если у низших млекопитающих кора мозга (эволюционное наиболее позднее образование) ещё не имеет ведущей роли, и они вполне себе могут продолжать осуществлять необходимое поведение даже после её разрушения, то разрушение коры у высших млекопитающих уже приводит к необратимому нарушению поведения (Лурия, 2006, с. 56). К примеру, если у крысы полностью удалить кору мозга, то она перестаёт различать формы предметов, но продолжает реагировать на свет, но если же проделать подобное с обезьяной, то она станет уже совершенно слепой. После удаления двигательной коры кошка уже через несколько часов сможет снова двигаться, собака только через 24 часа сможет снова стоять, но какие-либо движения становятся невозможны (нервная система кошачьих чуть проще, чем у собачьих), а обезьяна же после аналогичной операции даже стоять сможет лишь с посторонней помощью.
Удаление лобных отделов коры у самки макака-резуса ведёт к нарушению как материнского, так и полового поведения (Myers, 1972), но если же эту самую область удалить у кошки или собаки, то никаких нарушений в проявлении материнского и полового поведения не произойдёт (Крушинский, 2009, с. 110). Являясь представителями эволюционно более простых видов кошки и собаки действительно, как и предлагал думать Маклин, имеют в подкорковых структурах мозга инстинктивные формы поведения, но по эволюционной лестнице выше, у обезьян, в подкорке не содержится уже никакого специфического поведения, а всё оно переходит в кору, которая, кстати, формируется прижизненно, в ходе обучения. Поэтому новая кора — не просто надстройка над древними мозговыми структурами, а она прямо отнимает их функции, но отнимает не так, что содержит их в себе от рождения, а вынуждена вбирать их в себя из внешней среды путём научения. Увеличение объёмов новой коры, таким образом, напрямую связано с исчезновением инстинктов вверх по эволюционной лестнице (Микадзе, с. 59).
Если подытожить, то: в подкорке человека не остаётся никаких инстинктов, поскольку все ключевые формы поведения перемещаются в области мозга, формирующиеся прижизненно в ходе обучения. Да, в стволе мозга содержатся некоторые простейшие рефлексы (например, сосательный, который позволяет младенцу реагировать на прикосновение материнского соска — Brackbill, 1971), но по мере мозгового развития эти врождённые рефлексы младенцев непременно угасают, что, кстати, является обязательным для дальнейшего обучения ребёнка (Семенович, с. 53) (к примеру, если хватательный рефлекс младенца не угаснет, то он и не сможет дальше развивать мелкую моторику пальцев и целенаправленное хватание).
В этом плане важно повторить то, что было уже сказано выше: всякие отсылы к поведению или к биологии видов, эволюционно существенно отстоящих от человека, просто неадекватны. Чем дальше отстоит тот или иной вид от линии человека, тем принципиальнее отличается работа его мозга. Даже у, казалось бы, ближайших к нам шимпанзе мозг функционирует совсем не аналогично человеческому: межполушарный обмен зрительными сигналами у шимпанзе происходит в передних отделах мозга, а у человека — в задних (Black, Myers, 1964). К тому же изменчивость мозга в ходе обучения у человека также выражена сильнее, чем у шимпанзе: у родственников-людей форма, величина и расположение борозд коры отличаются очень сильно, тогда как у родственников-шимпанзе различия в рисунке борозд очень слабы (Gòmez-Robles et al., 2015; Дойдж, с. 462).
Картина простого межвидового переноса в работе мозга ещё больше осложняется, если учесть, что в мозге человека существуют очень редкие типы нейронов — так называемые "зеркальные" нейроны и веретенообразные (нейроны фон Экономо): первые обнаружены только у человека, высших обезьян и некоторых видов певчих птиц, а вторые — только у животных, имеющих сложное социальное поведение (высшие обезьяны, слоны и китообразные).
Причём даже на фоне этих животных человек существенно выделяется числом этих нейронов: если у человекообразных обезьян нейронов фон Экономо порядка 7 тысяч, то у новорожденного ребёнка их 28 тысяч, у четырёхлетнего — уже 184 тысячи, а у взрослого — 198 тысяч (Газзанига, 2017). К тому же у человека эти нейроны сильно отличаются морфологически и биохимически.