— Тогда мы начнем задавать вопросы.

Песня приближалась, это было что-то русское народное, но эта песня не походила ни на одну из известных мне. Скоро стали различимы отдельные слова и я не сразу понял, что песня наполовину состоит из мата. Усман тихо хихикнул. Это и вправду смешно, этакий "Сектор Газа" в фольклорной обработке.

Караван появился в поле зрения. Три повозки, первая запряжена двумя лошадьми, остальные одноконные. Лошади мелкие и заморенные, люди, в общем, тоже. Три человека: старый, но еще крепкий дедок, мужчина лет тридцати с густой грязной бородой неопределенного цвета и глазами дебила, и белобрысый подросток лет четырнадцати. Все одеты в неопределенно-грязные куртки, сразу и не поймешь, то ли кожаные, то ли тканые, из памяти стали всплывать русские народные слова вроде "зипун" и "армяк", короче, три бомжа на выезде. На первой телеге лежали какие-то неясные мешки в количестве пяти-шести штук, остальные ехали порожняком. Куда это они, интересно, направляются? На рынок?

Когда от нашего укрытия до первой телеги осталось метров пять, Усман резко выкатился на дорогу. Я остался страховать его, вряд ли это потребуется, но вреда точно не будет.

Дед, продолжавший нести рифмованную похабщину, умолк на полуслове, его челюсть отпала, выставив на всеобщее обозрение гнилые зубы. Подросток дернулся к краю телеги, но Усман повел стволом в его сторону и подросток остался на месте.

— Здравствуйте, люди добрые! — провозгласил Усман.

— И ты здравствуй, коли не шутишь, — ответил дед, напряженно вглядываясь в глаза нежданного встречного.

— Куда путь держите?

Дед помедлил пару секунд, после чего ответил:

— Местные мы. Из Михайловки. Туда путь и держим.

Усман махнул рукой в мою сторону и я вылез из кустов. Глаза мальчонки тревожно расширились, он понял, что ему грозило, решись он на побег.

— Подвезете? — спросил Усман.

— А куда мы денемся? — отозвался дед. — Докуда вам?

— В аккурат до вашей Михайловки. Да ты не бойся, дед, мы не разбойники, это у нас только вид такой.

— Как же, не разбойники, — не поверил дед. — Без крестов, да с пищалями, да с какими еще пищалями! Я таких вовек не видел.

— Почему же без крестов? — удивился я. — Вот, смотри, мы тоже крещеные.

Я вытащил нательный крест из-под камуфляжа и это произвело на аборигенов совершенно неожиданное действие. Все трое моментально ссыпались в замерзшую грязь и встали на колени.

— Не губите, ваши священства, — заголосил дед. — Простите скудоумного, что не углядел вовремя и честь не оказал. Они не виноваты, — он махнул рукой назад, туда, где стояли на коленях остальные возницы, — лишь на мне едином вина ибо сказано… — он задумался, — короче на мне одном вина, а младые си безвинны. Младые си, — повторил он со вкусом.

— Погоди, дед, — не понял я, — ты что это несешь? Как ты мог увидеть мой крест, если он под одеждой?

Дед состроил подчеркнуто идиотическое выражение лица и я понял, что все предыдущее было спектаклем, рассчитанном на… на что? Что мы с Усманом не будем гневаться на то, что не получили положенных почестей? А с чего нам гневаться?