Билл напрягся и рефлексивно попытался подняться, но Лена прижимала его к столу, хотя для этого ей пришлось собрать все силы. С восхищением и ужасом она наблюдала, как Пеан медленно вытягивает жезл. Однако из тела он появился не один – за ним тянулась серовато-зеленая плесень. Медленно, будто выполняя исключительно деликатную операцию, Пеан поднимал кадуцей все выше, вытаскивая все больше отвратительной плесени. Лена поняла, что жезл не просто отдирает плесень от кожи, а словно бы каким-то непонятным образом вытягивает ее изнутри. Однако Лене и не обязательно было в этом разбираться. Это была магия, и главное, что она работала.

Пеан поднимал кадуцей, пока тот не уперся в потолок. Толстые волокнистые нити зеленовато-серой пакости тянулись от жезла к груди Билла. На которой, к слову, не осталось никаких ран – ни от кадуцея, ни от плесени. Плесень, однако, могла двигаться: она старалась отцепиться от жезла и вернуться в тело, из которого ее вытащили несколько секунд назад.

«Она как паразит», – подумала Лена.

А что, если Порча, Пеан и прочие – всего лишь высокоорганизованные паразиты, что кормятся на людях?

Но ее так увлекло происходящее, что эта мысль, едва мелькнув, исчезла. Билл извивался в судорогах, и лишь ценой невероятных усилий Лена удерживала его плечи на столе. Рука Пеана дрожала, и в какой-то момент Лена решила, что битва проиграна, что нити плесени выдернут жезл у него из пальцев и скользнут обратно в Билла, унося кадуцей за собой. Но тут Пеан оскалился, зарычал, почти как животное, и отшвырнул серовато-зеленую массу в другой конец комнаты. Плесень оторвалась от тела Билла с тошнотворным хлюпаньем, тяжело врезалась в стену и влажно плюхнулась на пол. Да там и осталась лежать большой серовато-зеленой кучей размером чуть ли не с Билла.

Лена опустила взгляд на пациента. К ее удивлению, грудь того очистилась, а кожа была нетронутая и гладкая. Но он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и Лена прижала два пальца к его шее, опасаясь худшего. На ум невольно пришла старая шутка: операция прошла успешно, но пациент скончался. Однако волновалась она зря. Пульс был слабый, но ровный. Билл просто потерял сознание от болевого шока. Лена за него порадовалась. Она даже представить не могла, насколько, должно быть, ему было больно. Обморок стал благословением.

Пеан тяжело дышал и обливался потом, но улыбался. Он держал кадуцей в прежнем положении, но жезл не светился. Свет угас в то мгновение, когда плесень ударилась о стену. Пеан посмотрел на Лену.

– Как он?

– Думаю, с ним все будет в порядке.

– Отлично. Присмотри за ним, пожалуйста, а моя работа еще не закончена.

Не успела Лена спросить, что он имеет в виду, как Пеан развернулся и подошел к серовато-зеленой куче на полу, вернув жезл в привычное положение. Остановившись примерно в полуметре, он уставился на плесень. Эта пакость выглядела ужасно, а воняла и того хуже. Как пораженная гангреной рана, истекающая гноем. Пеан не спешил к ней приближаться, и Лена не могла его за это винить, однако она порядочно удивилась, когда он заговорил с грудой.

– Прекрати это шутовство. Я знаю, кто ты такой.

Спустя мгновение куча зашевелилась. Она росла и обретала форму, пока не приняла подобие человеческого облика: массивная голова без шеи, широкие плечи и грудь, толстые руки и ноги, большие, как наковальни, кулаки. Черты лица были едва намечены: глубокие впадины обозначали глаза и рот. В правой руке существо сжимало сломанную ветку, покрытую тем же подобным плесени веществом, из которого состояло его тело.

– Я Порча, – густо булькнуло существо.

Так могла бы звучать засорившаяся кухонная раковина, если бы заговорила.

– Я так и понял, – сухо отозвался Пеан. – Билл знал, что носит тебя в себе, или ты воспользовался им без его ведома?

– А какая разница? Он мой, и я могу использовать его, как захочу. – Рот Порчи растянулся в гротескном подобии улыбки.

– Не понимаю, – проговорила Лена. – Что происходит?

Пеан, не спуская взгляда с Порчи, объяснил:

– Порча хочет вызвать меня на поединок, но поскольку я не выходил из здания весь вечер…