Микролитическая группа представлена вкладышами на пластинах с одним или двумя мелко ретушированными на спинке краями. М.Г. Косменко определяет три нестандартных орудия как наконечники стрел. Одно из них, изготовленное на массивном отщепе, имеет форму равнобедренного треугольника. Спинка его покрыта сколами. Два продольных края круто ретушированы. Основание имеет несколько фасеток ретуши на спинке. До трасологического анализа трудно соглашаться с М.Г. Косменко. Два других наконечника на пластинках — с боковой выемкой у основания. У одного из них острие скошено мелкой ретушью, у другого один край на спинке полностью ретуширован, другой (с выемкой) сформован чередующейся ретушью.

Ножи — на пластинах и отщепах, ретушированы по одному или двум краям плоской или полукрутой ретушью. Найден только один скобель на пластине с широкой и глубокой выемкой. Сверло на пластине имеет выделенную рабочую часть. Она обработана на спинке по краям крутой ретушью, на брюшке — плоской. Обнаружена одна проколка. Топор — подтрапециевидной формы, обработанный крупными сколами по обеим поверхностям. Среди комбинированных орудий — скребки-резцы, скребки-ножи.

Интересен костяной инвентарь стоянки (табл. 57). Найден, по-видимому, наконечник дротика, выпукло-вогнутый в сечении, изготовленный из трубчатой кости. Он имеет иволистную форму с заостренным концом и усеченным основанием. Второй наконечник, тоже из трубчатой кости, с таким же сечением, подтреугольной формы, основанием его служит вогнутая поверхность эпифиза. Есть еще, вероятно, две заготовки наконечников, аналогичных первому. Кроме того, обнаружено желобчатое долото из трубчатой кости и небольшая овальная бляшка, в сечении линзовидная (вероятно, пуговица).

Трудно по составу этого инвентаря определить культурную принадлежность памятника. Наконечники с выемкой у основания как будто бы должны говорить о принадлежности памятника к усть-камской культуре. Однако эти наконечники имеют сходство и с наконечниками поздних этапов романовско-ильмурзинской культуры. Других ярких признаков, сближающих стоянку Деуково II с усть-камской культурой, в инвентаре нет. Возможно, прав Г.Н. Матюшин, считающий эту стоянку принадлежащей к поздним этапам романовско-ильмурзинской культуры, распространенной в бассейне р. Белой (см. главу «Мезолит Южного Приуралья»).

Таким образом, как уже мог увидеть читатель, особенно интересен мезолит Среднего Поволжья тем, что здесь на достаточно ограниченной территории сложилась культурная мозаика, переплетались различные культурные традиции, моделировались взаимоотношения различных культурных единиц, что обогащало и усложняло историю этого региона в мезолите. Мы выделили мезолит Среднего Поволжья в особый очерк еще и потому, что этот регион представляет собой классический пример мезолитической контактной зоны — полосы взаимодействия культур различных традиций и генезиса.

Нам пока остается почти неизвестной история региона в пребореальном периоде и большей части бореального. Не исключено, что памятники этого времени могли быть затоплены водами больших водохранилищ. Во всяком случае трудно предполагать вакуум в регионе в это время.

Во второй половине бореального периода здесь появляется население, оставившее камскую культуру. Пути его проникновения в бассейн Камы не вполне ясны, возможно, сложение этой культуры двумя путями — или из-за Урала, или из Прикаспия. Самая южная стоянка этой культуры — Захар-Калма I — несколько отличается от всех остальных. Не исключено, что она представляет собой и особую культурную группу. Однако решать окончательно этот вопрос сейчас невозможно. Во всяком случае, ареал остальных памятников камской культуры и их общность с мезолитическим населением Среднего Зауралья говорят о возможности и восточного происхождения этих памятников. Вероятно, в это же время в Среднем Поволжье с запада и с северо-запада появляются еще две культурные единицы — население усть-камской культуры и население, оставившее стоянки с наконечниками постсвидерского типа.

В атлантическом периоде проявляется и взаимовлияние этих культур, что объясняется несомненными контактами между ними. Оно видно в появлении наконечников стрел на пластинах в камской культуре, заимствованных из памятников типа Яндашевской стоянки, симметричных трапеций в камской культуре, заимствованных из усть-камской. По-видимому, в этом регионе взаимоотношения культур не были враждебными, что может объясняться относительно редким населением и наличием достаточных охотничьих территорий.

Экономика населения всех перечисленных культур базировалась на охоте, рыболовстве и собирательстве, о чем говорят немногочисленные фаунистические находки, сделанные во время раскопок. Судя по небольшому размеру поселений, люди вели подвижный образ жизни. Тем не менее, в зимних условиях они предпочитали жить в утепленных полуземлянках, следы которых найдены на нескольких стоянках. Трудно сейчас сказать что-либо определенное о социальном составе общин рассмотренных культур, поскольку практически ни одно поселение не было раскопано полностью. Можно только предположить их небольшой численный состав.

Глава десятая

Мезолит Кавказа

(Н.О. Бадер, Л.Д. Церетели)

В начале современной геологической эпохи культура Кавказа претерпевает существенные изменения. Основной тенденцией в ее развитии становится микролитизация орудий, ведущей формой — вкладыши составных орудий. Геометрические вкладыши появляются на Кавказе еще в позднем палеолите, в мезолите они широко распространяются. Культура позднего палеолита — мезолита Кавказа развивается преемственно, она генетически связана, критерии ее расчленения нечетки, нижняя граница мезолита условна.

Хронологические рамки мезолита Кавказа сейчас могут быть определены очень приблизительно. Позднепалеолитический слой Апианчи датирован радиоуглеродным методом временем 17300±500 лет (ГИН-2565) (Церетели, Клопотовская, Куренкова, 1982, с. 203). Слой с единичными находками орудий самого конца позднего палеолита из Малой Воронцовской пещеры датирован временем 14100±140 лет назад (ЛЕ-700) (Любин, Соловьев, 1971, с. 39). Абсолютных датировок мазолитических памятников Кавказа пока нет. Некоторое представление об их возрасте дают абсолютные даты близких памятников Ближнего Востока. Возраст мезолитических слоев Палигавры и Шанидара в Загросе определяется XIII–IX тысячелетием до н. э. (Mellart, 1975, с. 283). Энеолитические тел ли Восточного Закавказья датируются серединой V тысячелетия до н. э. (Кигурадзе, 1976, с. 168), а по заключению Г.Л. Кавтарадзе, который пользуется калиброванными радиоуглеродными датами, — серединой VI тысячелетия до н. э. Более архаичные ранненеолитические пещерные стоянки кавказского Причерноморья, несомненно, древнее. По данным Л.Д. Небиеридзе, они относятся к IX тысячелетию до н. э. В.В. Бжания считает их не позднее VI тысячелетия до н. э. С точки зрения Н.О. Бадера и Л.Д. Церетели, датировка начала неолита в Закавказье IX тысячелетием до н. э. представляется заниженной. На Северном Кавказе мезолитические слои Чоха датируются по пыльце VIII–VII тысячелетиями до н. э., а неолитический слой относится к началу VI тысячелетия до н. э. Точно определить хронологические рамки мезолита Кавказа будет возможно на основании абсолютных датировок и комплексного исследования памятников.

С древнейших времен Кавказ служил мостом между ближневосточным миром и степями Восточной Европы. Обособленный географически, Кавказ удивительно разнообразен в физико-географическом и природном отношении. Все это накладывало отпечаток на развитие культуры в мезолите.

Без преувеличения можно сказать, что исследование мезолита Кавказа только начинается. Сейчас здесь изучено более двух десятков памятников, однако расположены они очень неравномерно (карта 8). Две трети из них находятся в причерноморском Закавказье. На северных склонах Кавказа и на Малом Кавказе известны единичные стоянки.

Карта 8. Основные мезолитические памятники Кавказа (I).

Штриховкой показано ориентировочное распространение культур: II — причерноморской; III — имеретинской; IV — триалетской; V — чохской.

1 — Ацинская пещера; 2 — Явора; 3 — Алебастровый навес; 4 — Сосруко; 5 — Яштхва; 6 — Квачара; 7 — Апианча; 8 — Холодный Грот; 9 — Джампала; 10 — Энцери; 11 — Сагварджиле; 12 — Чахати; 13 — Дарквети; 14 — Кведи; 15 — Кударо; 16 — Цона; 17 — Черный Грот; 18 — Пичиджин; 19 — Нагутни; 20 — Джермух; 21 — Село; 22 — Гудалети; 23 — Эдзани; 24 — Зуртакети; 25 — Джамдели; 26 — Козьма-Нохо; 27 — Чох; 28 — Мекеги; 29 — Кобустан.

В полевых работах по изучению мезолита на Кавказе приняли участие Б.А. Куфтин, С.Н. Замятнин, Л.Н. Соловьев, Д.А. Крайнов, Л.Н. Маруашвили, Н.З. Бердзенишвили, А.Н. Каландадзе, Л.Д. Церетели, И.Н. Сагинадзе, Г.К. Григолия, Л.Д. Небиеридзе, Л.М. Челидзе, М.К. Габуния, М.М. Гусейнов, П.У. Акритас, А.А. Формозов, П.У. Аутлев, В.П. Любин, В.Г. Котович, Х.А. Амирханов. Были изучены очень важные памятники: Эдзани (Куфтин, 1941; Габуния, 1976), Дарквети (Небиеридзе, 1978), Холодный Грот (Береговая, 1960, с. 157; Соловьев, Орелкин, 1961; Бердзенишвили и др., 1976), Апианча (Соловьев, 1956; Церетели и др., 1978), Ацинская пещера (Крайнов, 1947), Зуртакети (Маруашвили, 1946), Сагварджиле (Киладзе, 1953), Джермух, Село (Каландадзе, 1953), Кударо I (Любин, 1959), Кнеди, Цона (Каландадзе, Церетели, 1976), Чахати (Сагинадзе, 1958; Бердзенишвили, 1964), Энцери (Григолия, Церетели, 1967), Гудалети (Челидзе, 1976), Квачара, Яштхва, Джампала (Бердзенишвили, 1960а, б, 1971, 1973; Церетели, 1973а), Баврские пещера и навесы, наскальная живопись в Кобыстане (Джафарзаде, 1958; Формозов, 1969; Рустамов, Мурадов, 1975), стоянки Джамдели (Замятнин, 1958; Гусейнов, 1959), Сосруко, Алебастровый Навес (Замятнин, Акритас, 1957а, б), Сатанай (Формозов, 1964; Любин и др., 1976, 1977), Явора (Любин, 1961), Пичиджин, Джиджойти (Любин, 1966), Чох, Козьма-Нохо, Мекеги (Котович, 1964; Амирханов, 1975).