Шарика, и почему оно не остановило того, кто его грохнул?
— Потому что цена этому алиби одна бутылка водки, — буркнул лейтенант и отвернулся. — Тем не менее, в деле есть свидетельские показания бомжа, что во время убийства Вовочка находился у себя дома…
— Вовочка?
— Шарафутдинов Владимир Анатольевич, по кличке Шарик, так понятнее? И я не говорил, что Шарика убили за Ольгу. Вполне возможно, это другие разборки: действуют какие-то криминальные делаши, а не дикие мстители.
— За информацию спасибо, — я встал, на этот раз мне не помешали. Сержант даже отодвинулся немного в сторону. — А у свидетеля имя и фамилия есть?
— Поликанов Сергей Николаевич, — ответил лейтенант и сплюнул с презрением в лопухи. Я его понимал, этого человека знал весь город. Он был большим партийным боссом, пока не наступило время перемен. Тогда он потерял все: жену и детей, квартиру и машину, идеологию и самого себя. — Кстати, то, что я тебе сказал, является служебной тайной. Если кому-нибудь расскажешь, у меня могут быть неприятности.
— Законы знаю, источник информации не назову даже под пыткой.
— Именно так, тем более, что я тебе ничего и не говорил. Так, Курбатов?
Сержант расплылся в довольной ухмылке и наконец-то поставил автомат на предохранитель. Я надеялся, что никто не услышал моего облегченного вздоха.
— Нам пора. — Мой бывший одноклассник вслушался в прощальный вой клаксонов — машины отъезжали от кладбища. — А тебя, Макс, я, пожалуй, не повезу. Ножками дойдешь. Настроение ты мне испортил окончательно, дежурство закончится, напьюсь. Не скучай и помни, что мы все о тебе знаем, и ты у нас на большом подозрении… Милиция скрылась в кустах, а я снова посмотрел на картонную фотографию.
И хмуро добавил:
— Если бы знал что-то, это было бы счастьем, да вот не помню ничего, — уныло пробормотал я и побрел к выходу по асфальтированной аллее, решив, что хватит с меня заросших тропинок. Все равно уже опоздал.
Куда-то непоправимо пропало желание видеть чужие могилы. Знакомые и смутно знакомые лица, глядящие мне вслед с керамических фотографий, забытые всеми, затерянные в зарослях шиповника и рябины. А раньше это утешало. Смотрел и думал: вот и этого я пережил, да и этого тоже… Раньше радовало, а теперь нет…
Кладбище. Неотрывно смотрю на него, словно жду
Что сейчас меня смерть позовет
Хриплым голосом могильного камня.
Как в издевку, напоминанием о близком итоге.
Может, действительно стоило умереть раньше? Мог же, столько предоставлялось благоприятных возможностей, но не использовал ни одной, утешал себя тем, что успею.
Через сотню метров широкую асфальтированную аллею перегородил огромный холм, образованный венками, корзинами со свежими цветами; венчала вершину фотография Шарика, презрительно скривившего губы.
Я поклонился и негромко произнес: — Ты больше никому не причинишь зла, недруг моего детства. Твой путь закончен. Вряд ли тебе удалось приобрести хоть немного мудрости в этом воплощении, ты был слишком занят собой, чтобы искать ее. Мечтал о том, чтобы мир признал тебя королем. А когда уже почти достиг вершины и решил, что можешь делать все, что захочешь, тогда тебя и настигла рука мстителя.