Была жизнь, и нет ее. Жил непонятно, но умер так, как и предсказывали, без семьи, без друзей, в одиночестве и нищете…

Спать я больше не мог, потому что снова разболелась голова. Даже во сне чувствовал тупую боль, которая с каждым мгновением становилась все острее. Снились мне все те же неизвестные мне горы, степи и звери разных видов. Дикая природа. Только одним из жутких зеленых панцирных хищников был я сам. Мне нравилось раздирать пойманного мною зверя когтями на куски, алая кровь буквально брызгала во все стороны, и я слизывал ее с больших острых когтей.

Но постепенно перед глазами все почернело, и сон ушел. Я остался в жуткой темноте, в которой слышалось мое дыхание, а иногда и слабый стон. Плохо мне было, но я не умер, даже не знаю, к счастью или к сожалению. Убежать из этого мира не удалось, значит, придется разгребать неприятности лопатой, ничем другим не получится, столько их навалило…

Это Сталин когда-то сказал, что смерть решает все проблемы, нет человека — нет проблем. А я есть, значит и проблем навалом…

Попытался открыть глаза, но лучше бы даже не пробовал. От напряжения перед ними замелькали черные мошки, превращаясь в черных воронов, норовящих клюнуть меня в глаза, да и боль снова усилилась. Я тут же захлопнул веки, пусть буду в темноте, но как-то спокойнее, привычнее.

Очень хотелось пить, во рту творилось что-то совершенно невообразимое, язык раздулся до такой степени, что заполнил все внутреннее пространство. Его нужно было охладить, да и все остальное тело тоже.

Пришлось открыть глаза еще раз, чтобы хотя бы понять, где нахожусь.

Сны, похожи на реальность, а реальность, похожа на кошмар, к такому выводу я пришел, разглядывая низкий закопченный потолок. Уже давно перестал понимать, где просыпаюсь и в каком состоянии.

Для меня каждый сон, каждая потеря сознания превратилось в испытание. Засыпаешь в одном месте, а просыпаешься неизвестно где, да еще с больным искалеченным телом.

Реальность ничем не отличающаяся от жутких кошмаров, а кошмары, напоминающие реальность каждой деталью.

Сквозь черные мушки, становящиеся воронами, я разглядел наполовину заложенные окна подвала, и главное услышал капанье воды. Скосив взгляд, увидел ведро, стоящее под трубой, в него мерно капала вода. Проползти нужно не более двух шагов.

Я закрыл глаза, чтобы вороны не расклевали мне лицо, свалился с топчана, на котором лежал и пополз.

Ноги у меня отказались двигаться, и даже не желали ничем помогать. А подтягиваться на руках, которые постоянно подламывались, да еще волочить безвольные ноги за собой, было мучительно трудно.

Я часто отдыхал, пережидая приступ слабости, потом снова полз, удивляясь своей живучести и такому острому желанию жить, пока не уперся в стену.

Ведро оказалось рядом, и почему-то не упало от моего неловкого движения.

Вода оказалась ржавой и теплой, но мне было плевать, и я выпил ее всю. Отчего в моем желудке все тут же забурлило, меня вытошнило, потом еще раз, а дальше перед глазами снова замелькали черные мошки, похожие на воронов, или вороны на мошек?

В какой момент я потерял сознание, уже не помню.

Когда снова очнулся, то увидел какого-то человека, сидящего рядом со мной на пластиковом ящике.

— Ты кто? — спросил он. Голос у него был спокойный, но чем-то неприятный. В нем звучала опасность. Возникало ощущение, что этот человек ласково разговаривает с котенком перед тем, как свернуть ему шею. А в роли котенка сегодня выступал я. — Не знаю, — ответил я, и это было правдой, и на самом деле пока не вспомнил, кто я такой. Но мог, наверное, если бы захотел.

— Здесь мое место, я тут живу, уходи, пока не покалечил, или не убил, — человек говорил равнодушно и лениво, отчего слова приобретали еще более зловещий смысл. — Для меня убийство — это просто, раньше работал на мясозаводе забойщиком скота. Хорошее занятие. Мне нравилось. Они такие забавные коровы, когда в них током бьешь.