Мне повезло, я в который раз говорила себе об этом – ну как я смогла бы провернуть такое дело без Марго? Она прекрасно говорила по-французски, легко сходилась с людьми, что у меня всегда получалось с огромным трудом. Да и вообще – Марго внесла в мою жизнь какую-то ясность.
Я начала писать, но это был уже не детектив, а любовно-детективный роман. К моему искреннему удивлению, это сочинение давалось мне куда легче, чем «Жена каталы», – возможно, потому, что я выворачивала наизнанку исключительно собственную жизнь и душу...
И вот в сентябре мы наконец-то переехали.
Чудесное тихое местечко, окраина Авиньона, – Марго просто гений, только она могла ухитриться найти жилье в таком божественном уголке.
Дом довольно старый, двухэтажный, с облупившейся кое-где штукатуркой и сине-голубой мозаикой вокруг арки входной двери. Я влюбилась в него с первого взгляда, это был
Марго определила спальнями две смежные комнаты на втором этаже, туда вели довольно крутые ступеньки, но с помощью подруги я быстро научилась подниматься туда. Боли в левой ноге были настолько сильными, что в качестве опоры она совершенно не годилась, и я большую часть времени проводила в постели или в большом плетеном кресле на террасе. Марго специально купила пару таких в Марселе вместе с плетеным столиком, и мы с ней частенько коротали вечера на улице, попивая чай и разговаривая.
Ремонт удалось закончить очень быстро, и новоселье мы отпраздновали в конце октября. Вместе с ремонтом подошло к концу и написание моей книги.
Я показала рукопись Марго, и та вдруг выдала:
– Слушай, Мэрик, а ведь мы можем сделать проще... Давай я переведу на французский – и попробую пристроить это в местные издательства?
– Ты думаешь? – с сомнением спросила я, но Марго уже загорелась собственной идеей:
– Все, Мэри, с завтрашнего дня начинаю.
И начала. За месяц она перевела рукопись на французский язык и даже умудрилась сделать это с минимальными потерями для текста – ну, она так говорила, а я верила, не имея возможности оценить близость перевода к оригиналу. Да и зачем – ведь это Марго, а уж кто, как не она...
Самое удивительное заключалось в том, что она сумела продать мою рукопись в одно небольшое издательство в Париже, и книга вышла как раз перед Новым годом. Тридцать первого декабря я держала в руках еще пахнущую краской книжку и едва не плакала. Марго, обняв меня, довольно рассматривала фотографию на задней стороне обложки – это новый снимок, фотограф специально приезжал в Авиньон.
– Ты удивительно хороша здесь, дорогая, – шепнула Марго, проведя пальцем по снимку.
– Да... теперь бы еще на ноги встать, – мрачно отозвалась я.
– Не кисни. Еще одна книга – и ляжешь на операцию. Через полгода сможешь не только ходить, но и танцевать.
Операцию предложил местный чудо-доктор, которого Марго посоветовал какой-то ее знакомый. Жак – так его звали – приезжал к нам раз в неделю, осматривал мою ногу и печально качал головой. После череды обследований в его маленькой частной клинике в Авиньоне Жак и вынес вердикт о защемленном нерве, который непременно нужно прооперировать, иначе боли будут только усиливаться. Но денег не было.
Марго из кожи вон лезла, брала где-то статьи для перевода, нашла какого-то своего еще московского приятеля, работавшего в агентстве недвижимости, и тот взял ее к себе «девочкой для развода русских», как определила свой статус Марго. Словом, моя подруга делала все, что могла, и еще занималась переводом моей книги и переговорами с издателем. И только я бревном лежала в своей спальне и, кроме как стучать по клавиатуре, ничего больше не могла. Меня это угнетало и вызывало раздражение. Естественно, я выходила из ситуации единственным доступным образом – пила. Это было фееричное зрелище – я подружилась с соседским подростком (его отец был владельцем небольшой винной лавочки за углом), и перед обедом Поль исправно притаскивал мне бутылку-другую красного вина. Я же спускала ему в пакетике на веревке некую сумму денег – что-то около десяти франков. Двух бутылок мне хватало примерно на два дня, а потом Поль опять свистел под окном. Так продолжалось до тех пор, пока Марго не обнаружила это вопиющее безобразие. Она наорала на Поля по-французски, на меня – на родном языке с идиоматическими вставками, вылила оставшееся в бутылке бордо прямо с балкона и категорически запретила соседу появляться в радиусе километра.
– Ты сдурела?! Я тяну тебя – а ты катишься вниз?! Мэри, я тебя не узнаю!
– О-о! Прекрасно! Я жду этих слов уже давно, Марго, и вот ты их сказала! Ты меня тянешь! – Я закурила и выпустила облако дыма в сторону разъяренной и еле переводившей дух от злости Марго.