– Ты не смеешь так говорить со мной, сучка!

– Правду никто не любит.

Он размахнулся и ударил меня по лицу.

– Ты пожалеешь!

– Я уже жалею. – Я вытерла кровь из разбитого носа, запрокинула голову. – Надо же – я думала, что твое горе научило тебя чему-то.

Артур замер на секунду:

– Откуда ты знаешь?!

– Знаю. И сочувствую тебе, поверь. Я любила Манушак.

Он вдруг обмяк, сел прямо на пол и закрыл руками лицо. Через некоторое время начал раскачиваться туда-сюда, как ванька-встанька, и тихонько подвывать. Я не разбирала слов, только имя – Артур звал дочь и приговаривал что-то по-армянски. Я забыла об опасности, исходившей от этого человека, о том, что в любой момент он наберет телефонный номер – и мне останется жить ровно столько, сколько понадобится Косте, чтобы прилететь из Бильбао. Сейчас передо мной сидел убитый горем отец, который даже похоронить собственного ребенка не смог – нечего было хоронить.

– Арик... – Я коснулась его поседевших с правой стороны волос. – Арик, не надо... Может быть, она жива – ведь тела никто не видел...

Он ткнулся лицом в мои колени и заплакал, уже не стесняясь слез.

– Я все отдам... клянусь – все отдам, только бы увидеть... пусть будет жива... – И вдруг его словно подменили.

Артур вскочил, потряс головой и снова врезал мне по лицу так, что я ударилась затылком о металлическую ручку кресла:

– Ты, змея! Зубы мне решила заговорить?! Ребенка моего вспомнила?!

Тут из кухни появилась Марго, и Артур, прыжком оказавшись рядом, схватил ее за руку, сильно вывернул, заставив Марго упасть на колени и взвизгнуть от боли:

– Заткнись! Есть веревка?

– Н-нет... вы как здесь...

– Врешь! – Он сильнее рванул вверх ее руку, и Марго неожиданно потеряла сознание.

Артур, осмотрев ее обмякшее тело, что-то пробурчал, быстро вырвал шнур висевшего на стене телефона и скрутил руки Марго за спиной. Потом повернулся ко мне и разулыбался:

– Вот мы и одни, Мария. Я раньше так об этом мечтал – и вот видишь, повезло мне. Мы же не скажем Косте, правда?